Взгляды их снова встретились. «Да знаю я, кто ты такой… — устало подумал Глеб. — А уж ты тем более знаешь, что я знаю… Тут жить-то осталось всего-ничего, а мы комедию ломаем!»

Такое впечатление, что Богорад прочёл его мысли. Дружески улыбнулся («Так ведь и ты знаешь, что я знаю, что ты знаешь…») и вновь сосредоточился на стрекозе, пристально изучая то место, где фасетчатые глаза неплотно прилегали к тулову.

— Действительно пусто, — согласился он. — Тем не менее одно из самых древних существ. Динозавров пережило…

— И нас переживёт, — мрачно закончил Глеб.

— Без мозгов?

— Именно поэтому…

Над бетонной стеной вдалеке вздулся гигантский прозрачный купол. Он менял форму, то опадая и становясь византийски покатым, то яйцеобразно вздымаясь на манер итальянского. Затем распался.

— Ни хрена себе стайка! — заметил Богорад. — Как будто предчувствуют, правда?.. А что, интересно, по этому поводу говорит наш общий друг Лавр Трофимович?

— Ничего не говорит. Стрекозы — не его специальность.

— Да? А мне казалось, он и со стрекозиного переводит…

Глеб насупился и не ответил. Видя такое дело, боец невидимого фронта решил сменить тактику.

— Хотите пари? — неожиданно предложил он.

— На что?

— На коньяк, разумеется. Не на шампанское же.

— Нет, я имел в виду: о чём спорим?

— Если с нами ничего не случится, вы ставите мне бутылку «Хеннеси». Дайте руку…

Глеб подал ему вялую руку.

— Разбейте.

Глеб разбил. Пари было заключено.

— Ну-с, молодой человек, — ликующе объявил Богорад. — Вот вы и попались. Если планета уцелеет, вы мне ставите коньяк. А если и впрямь взорвётся… Кто вам коньяк ставить будет, а?..

Всё это было настолько глупо, что Глеб не выдержал и улыбнулся.

— Вот и славно, — сказал контрразведчик. — А то сидит тут… бука такая.

* * *

Собственно, Богораду и ему подобным надвигающийся конец света особых забот не прибавил. Секретная информация имела настолько сенсационный характер, что её, чуток приукрасив, можно было безбоязненно выкладывать в Интернете. Да и выкладывали все кому не лень. Учиняли ток-шоу, приглашали уфологов, экстрасенсов, прочих проходимцев. Иногда на телепередаче присутствовал отставной космонавт. Сидел со страдальческим видом и откровенно ждал конца представления.

Официальные источники хранили брезгливое молчание, а если какой-либо особо прыткий журналюга, окончательно утратив стыд, прямо просил представителя власти выразить мнение относительно угрозы из Космоса, тот обыкновенно морщился и либо оставлял без ответа, либо срывался: какой Космос? О насущном думать надо! Нефть вон опять дешевеет…

Учёные также вели себя согласно инструкциям. С академическим спокойствием признавали, что да, обнаружен на внешних границах Солнечной системы излучающий объект, движущийся приблизительно в нашем направлении, каковой объект следует, пользуясь случаем, всесторонне изучать, а не устраивать по этому поводу неподобающей шумихи. Что же касается самочинных попыток расшифровки так называемых радиопередач, то тут затруднительно что-либо сказать наверняка. Это не к астрофизикам. Это к психиатрам.

А что ещё оставалось делать? Взять и объявить во всеуслышание, что Земля скорее всего просуществует от силы месяц… неделю… день… Привести в полную боевую готовность все имеющиеся вооружённые силы… Зачем? Для борьбы с паникой, которую ты сам и вызвал дурацким своим признанием?

* * *

— Как насчёт того, чтобы ящик посмотреть? — полюбопытствовал Богорад. — Вы ведь, насколько я понимаю, смену свою на телескопе сегодня отбыли…

Глеб сделал над собой усилие и разомкнул губы.

— Настроения нет, — безразлично выговорил он.

— А его и не будет, — утешил Богорад. — Вставайте, вставайте! Помните притчу о двух лягушках? В банке со сметаной.

Притчу Глеб помнил, однако смолчал.

— Одна сообразила, что из банки им ни в каком разе не выбраться, сложила лапки и утонула, — напомнил жизнелюбивый собеседник. — А вторая продолжала барахтаться. И сбила из сметаны масло…

Интересно, когда лопнет земная кора, хлынет магма, полыхнут города — он и тогда останется живчиком? Кстати, вполне возможно. Их ведь там наверняка специально школят: что бы ни стряслось, храни спокойствие, внушай уверенность, пошучивай себе…

— Да, господин учёный, — назидательно продолжал контрразведчик, — сбила твёрдое масло. Оттолкнулась от него и выпрыгнула из банки…

— Так это ж, наверное, деза, — с натужной ухмылкой предположил Глеб.

— Конечно, деза, — бодро согласился Богорад и, оглядевшись, конспиративно понизил голос. — Только между нами: вторая тоже утонула. Зато, пока барахталась, мышцы накачала во-от такенные… Ну вставайте-вставайте, хорош сидеть!

Поднял силком и повёл к зданию. Розовое солнце, проплавив проволочное ограждение, наконец-то коснулось стены. Шуршали стрекозы, шаркали грабли. Мирный летний вечер.

— А кому вы сегодня звонили? — как бы невзначай поинтересовался контрразведчик.

— Маме…

— Понимаю… — Богорад кивнул. — Только галстук всё-таки наденьте. Или засуньте поглубже. Как-то он у вас из кармана больно уж по-фрейдистски свешивается…

* * *

В комнате отдыха было прохладно и пусто, под потолком завелось крохотное эхо. Надо полагать, все отбывшие смену толпятся сейчас возле переговорной. Может, пойти да ещё раз позвонить? Нет, не стоит… Мама наверняка встревожится. Чтобы её оболтус и начал вдруг названивать по два раза в день? Значит, что-то и впрямь стряслось. Или вот-вот стрясётся.

— Даже здесь! — сказал Богорад, беря пульт. — Сюда-то она, скажите на милость, как попала? Не через кондёр же…

На правом верхнем углу плоского телеэкрана всерьёз и надолго обосновалась крупная стрекоза.

— Дверь открывали — и влетела. Их же. Там снаружи — тучи.

— Да уж… Чистый апокалипсис.

— В апокалипсисе саранча была, — хмуро поправил Глеб. — В броне и с копытами…

Они воссели на диванчике, и Ефим нажал кнопку.

На экране возник отставной космонавт. С горестным выражением лица он неспешно наматывал на указательный палец какую-то ниточку. Намотал. Помедлил. Потом также неспешно принялся разматывать. А вокруг бушевало ток-шоу.

— Ну?! — торжествующе взвизгивал взятый крупным планом кадыкастый подросток с худым костистым лицом. — И каких ещё вам доказательств?

Кадр сменился. Объектив охватил аудиторию целиком. Кстати, обнаружилось, что привизгивающий молодой человек сидит в кресле, снабжённом парой велосипедных колёс.