— Никогда я никого не подвешивал, — сердито сказал Мурыгин.

И это было правдой. Скворцов подвешивал Тимофей Григорьевич Тарах. Говорил, что в самом деле ни один потом не подлетит.

Двинулись вдоль опушки и выбрались вскоре на горелую пустошь, по которой и продолжили пешее своё продвижение к берегу Волги. Знатно здесь полыхало прошлым летом — три пожарные машины тушить приезжали. Хорошо ещё, ветер был от посёлка, а то бы и сосняк занялся. Вот они — окурки, вот они — шашлыки на природе…

— А ядерный удар? — неожиданно спросил Мурыгин.

— Что ядерный удар?

— Ядерный удар их уничтожит?

— Не знаю, не пробовал, — откликнулся Стоеростин. — Тебе хочется, чтобы нас накрыли ядерным ударом?

— Война, Костик… — стонуще промолвил Мурыгин. — Война начинается… Причём такая, каких ещё не бывало!

— Ну, это с какой стороны посмотреть, — резонно сказал Стоеростин. — Мы на них — да, прём… А они — что? Так, шугают… Нас шуганули, Бурлака шуганули…

— Ты уверен? А может, он их? Вон какой грохот стоял!

— А может, он их… — задумчиво изрёк Костик. — Всяко бывает… Знаешь, что мне сейчас в голову пришло? Замочить мы их, конечно, не замочим… А вот прогнать можем запросто. Ну сам подумай! Вот у тебя участок. И попёрла на него саранча. Всё жрёт, ничего не вырастишь… Из года в год. Зачем тебе такой участок? Что ты с ним делать будешь?

— Н-ну… кому-нибудь другому продам…

* * *

Высоко над поймой закружил вертолёт, но не пожарный и не рыбнадзоровский: хищные очертания, пятнистый окрас. Возможно, высматривал цели.

— Видал? — сказал Мурыгин. — Летает себе…

— Летает… — согласился Костик. — Главное, чтобы не шкодил…

Впереди проглянула тёмно-синяя, почти чёрная, с золотой насечкой Волга. Вышли на кручу, приостановились возле голого тополя, балансирующего на самом краешке. Весенние разливы сильно подъедали берег, так что теперь дерево большей частью опиралось на хитросплетение обнажённых корней. Под полутораметровым обрывом брал начало песчаный пляж, скатывающийся к воде и уходящий под расколотые подтаявшие льдины.

— Ну вот он, твой город, — молвил Костик. — Цел-невредим. Да и плотина тоже… Успокоился?

Мурыгин неотрывно смотрел на тот берег. Судя по недоверчиво-счастливой физии Сергея Арсентьевича, он, пока шли, ожидал наихудшего. Насмотревшись, спохватился, осунулся.

— Всё равно ведь доберутся… — безнадёжно молвил он.

— Со временем — да, — подтвердил Стоеростин. — Со временем и Солнце погаснет, и Вселенная схлопнется… А вот чемоданы твои сразу надо было сюда забрать…

Взгляд его перекочевал с того берега на этот.

— Кто такое? — изумился Костик.

У подреза воды присело на корточки нечто чёрное, скользкое, несомненно человекообразное. Вот оно выпрямилось, нагнулось, погрузило руку в колышущийся у берега волокнистый лёд.

— Боже!.. — содрогнувшись, сказал Стоеростин. — Ну и служба у них… Спецназовец?

— Какой тебе спецназовец? Сетку с налимами не видишь?

Хватаясь за корни, спустились на стылый песок, сошли к воде. Ныряльщик в препоясанном свинцом гидрокостюме обернулся, оказавшись сухопарым молодым человеком с трёхдневной рыжеватой щетиной на долгом подбородке. Маска сдвинута на лоб, невероятной длины ласты лежат у ног.

— Ну? Что там? — напряжённо спросил его Мурыгин, кивнув в сторону плотины.

— Такой завал нашёл… — поделился радостью ныряльщик.

— Завал?

— Ну, брёвна притонули, коряги… — пояснил тот. — Там судаков…

Надо полагать, все его новости были подводного происхождения. Наземные дела, судя по всему, небритого юношу интересовали мало.

— Ты что, стрельбы не слышал?

— Стрельбы?

Ну правильно! Какая ж на дне стрельба?

— Сам-то ты откуда? — продолжил допрос Мурыгин. — Городской?

— Городской… — озадаченно подтвердил земноводный молодой человек.

— И что там говорят?

— О чём?

— Ползавода пропало! — рявкнул Мурыгин. — О чём…

— А-а… — с облегчением сообразил ныряльщик. — Так ведь это же где-то в Огайо!..

Теперь уже ошалел Сергей Арсентьевич.

— Где?!

— В Огайо… — Юноша пожал гладкими тюленьими плечами. С правого свисала бурая рваная тряпочка. Возможно, водоросль. — Вечером вчера передавали… Завод пропал. Америкосы туда сначала полицию, потом армию двинули… Бомбят уже вовсю…

Мурыгин со Стоеростиным повернулись друг к другу медленно и надолго. Потом снова уставились на страшного вестника. Тот стоял на одной ластоногой конечности и, сам не подозревая об убийственной сути сказанного, обувал другую.

— Про ядерный удар ничего не говорят? — У Сергея Арсентьевича сел голос.

— Вроде ничего… — невнятно ответил ныряльщик, вправляя в рот пластиковый загубник. Надвинул маску, подобрал сетку с налимами и, приветливо помахав на прощание, зашлёпал по льдистому мелководью.

* * *

Хотели вскарабкаться наверх по тем же корням, но балансирующий на краешке обрывчика тополь так страшно дрогнул, что решили не будить лиха и побрели вдоль крутого песчаного откоса, высматривая хорошую промоину. Идущее к закату солнце зависло над противоположным берегом. Волга пылала. Чайки, подобно камушкам рассыпанные по дальней отмели, стали из белых розовыми.

— Значит, вот оно как… — пришибленно повторял и повторял Сергей Арсентьевич. — Значит, не только у нас… Значит, везде…

Стоеростин в ответ лишь уклончиво двигал бровями.

Наконец обрывчик пошёл на снижение и вскоре достиг метровой высоты. Мурыгин подсадил Костика, а Костик потом вытащил наверх Мурыгина за руку. Глазам предстал предвечерний сосняк, особенно красивый отсюда, с берега: стволы — будто остывающий металл.

— Да… — уныло подал голос Стоеростин. — По сравнению с ними мы даже не кошки. Мы — муравьи. Но, знаешь, иногда после Муравьёв от людей одни скелеты остаются…

И вспомнились Мурыгину виденные по телевизору кадры кинохроники: чудовищные авианосцы, вспучивающийся ад атомного взрыва… Деяния человеческие. А самих творцов всей этой жути издали даже и не видать — действительно мураши мурашами…

— Если американцы уже бомбят… — продолжал размышлять вслух Костик. — Тогда и мы скоро…

— Но начнут-то — с завода?..

— Начнут с завода…

— А может, не будут?..

— Чёрт их знает…

Сами не заметили, как одолели половину сосняка. Наконец Стоеростин сообразил, всполошился: