Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Нет. Не знаю!» – упрямо думала Ольга.
Стас достал из кармана сигареты. Сейчас вытащит одну, помнетв пальцах – он всегда так делает.
Достал. Помял. Прикурил.
– Присядь, Оля. В ногах правды нет.
Куда тут садиться-то? Разве рядом с сумкой, на багажникмертвого «Запорожца». Почему-то на багажник садиться не хотелось. Но Стас такпосмотрел, что она послушалась. Я сяду, а хочешь – встану на голову, а хочешь –на руках через весь город пройдусь. Все, что скажешь, то и сделаю, толькоскажи, что все хорошо, что я напрасно перепугалась!
– Вот что, Оля… Так получилось, что… В общем, так…
Смотрит в лицо. Ждет, что она сама догадается, сама всескажет. Как сказала про тюрьму, что возьмет все на себя. Раньше она всегда таки делала, говорила за него, и он оставался как бы и ни при чем, она ведь самапредложила, так что с него взятки гладки.
Стас был добрый парень. Во всяком случае – не злой. Он нелюбил говорить людям неприятные вещи. Тем более Ольга ему не чужой человек.Жена все-таки, сколько лет вместе прожили. Черт! Он надеялся, она самадогадается, сама все скажет, и ему останется только согласиться: ну, раз ты таксчитаешь, раз ты думаешь, что так будет лучше, – что ж, не стану спорить… Ноона молчала. Это расстраивало Стаса. И злило. Почему она ставит его в дурацкоеположение? Почему он должен что-то объяснять, оправдываться и еще чувствоватьсебя виноватым? Он-то в чем виноват? С кем не бывает? Да, любил. А потом –разлюбил. Сердцу, как говорится, не прикажешь.
Стас откашлялся, закурил новую сигарету.
– Оль, я давно хотел сказать, но все как-то… Ну не в зону жеехать с таким сообщением-то…
– Кто-то… умер?
Дура!
– Все живы. Только я больше не могу…
– Что не можешь, Стас?
Ну неужели придется прям так и сказать? Вот прям словами?
– Короче, так. Я люблю другую. Я тебя разлюбил.
Господи, ну какая ж тоска! Какой же разговор неприятныйполучается! Уж скорее бы закончить, и домой. Дома ужин ждет, по телику футбол,полуфинал чемпионата, между прочим, а он тут лясы точит.
– Раз…любил?
– Давно уже. Но как я тебе скажу, когда ты… Когда мы…
– Какую… другую?!
До нее стало доходить, кажется. Да какая разница, какуюдругую? Ну вот что ей за дело? Сказал же – разлюбил. Не все ли равно, кто она,другая эта?
– Короче, Зина живет с нами, и ребятам с ней хорошо. Оназаботливая, веселая, не обижает их, уж за этим я смотрю, ты не думай!.. Ты…того, Оля… Ты понапрасну их не расстраивай. Раз уж так сложилось, то ты…Уезжай, в общем. Ну что ж делать, ну я ж живой человек… Сердцу-то неприкажешь!..
– Живет с… моими детьми? С тобой?!
– Ну да! А что тут такого? Ну, мы друг друга полюбили. Чтонам теперь, помирать? Или ждать, когда ты помрешь? Столько людей разводится, иничего! Дальше живут.
– Ты со мной… разводишься?
– Документы месяц назад подал. Когда жена в тюрьме, тосогласия не надо. Ну что ж делать, ну, не люблю я тебя!
Горло перехватило, будто кто накинул петлю – до боли:
– Нет! Ты слышишь? Нет! Я люблю! Я люблю тебя! Я… не хочу,не могу! Это… невозможно. Господи, да ты сам слышишь, что говоришь?!
Ну вот, так он и боялся, что сцену устроит. Нет чтобы интеллигентно,по-человечески. Говорила Зинка: не ходи, напиши, что так, мол, и так. И неприезжай, мол. А он культурно хотел, поговорить, как люди. А теперь вотистерики слушать приходится.
Стас снова закурил.
– Оля, не приходи больше. Все равно я замки поменял. Навсякий случай. Чего зря детей расстраивать! Мишу и так в школе затравили, мол,мать – зэчка.
– Стас, я же… из-за тебя зэчка! А ты теперь…
– Да не теперь! Не надо из меня подлеца-то делать! Я с нейуж два года живу! Ну, так получилось!.. Разлюбил. Тебя же не было, вот она ипришла!.. Детям с ней хорошо, ты не думай!
Два года?! Ольга поверить не могла. Выходит, Стас с ней жил,она думала, что все хорошо, а он в это время уже разлюбил ее, встречался с этойсвоей Зинкой, так, что ли? Это в Ольгиной голове никак не укладывалось. Илилюди друг друга любят, или… И как же тогда все эти слова – про семью, провместе выплывем или вместе потонем? Нет, не может быть, что-то тут не сходится…
– Как… два года? Я… я… суд был только семь месяцев назад…Два года?!
– Ну да! Ну что тут такого?! Да все разводятся! Вон Катькасо своим разошлась, Митяй Ленку бросил, Колька тоже…
– Какой… Колька?
– Да Васин! Из-за которого весь сыр-бор был! Он теперь мойпервый кореш! Представляешь? Смех!
Смешно. Колька Васин – первый кореш. Обхохочешься.
Ольга и расхохоталась. Ну конечно! Это все сон. Это же неможет быть правдой, да? Колька Васин – первый кореш? Бред. Два года с какой-тоЗинкой? Нет-нет, определенно она спит. Вот сейчас она проснется, напялитказенный ватник, пойдет в свой швейный цех, будет строчить шинельные рукава идожидаться амнистии…
– Ну вот и хорошо. Я так и знал, что ты все поймешь, – налице Стаса нарисовалось облегчение. Может, еще и полуфинал посмотреть успеет. –В общем, договорились, да?
И по плечу потрепал – молодец, мол, Мухтар! Хорошая собака!
Прикосновение было реальным. Пальцы Стаса – теплые, родные,чуть шершавые – пахли сигаретным дымом и машинным маслом. Ольга поняла, чтоникакой это не сон, это все на самом деле. И Зинка. И Колька. И Стас, которыйвсе это ей с улыбкой рассказывает.
В глазах у нее потемнело, будто разом настала ночь.Наверное, с Зойкой, соседкой по нарам, так же было, когда она ухватила табурети поперла с ним на своего Федьку.
Ольга накинулась на Стаса, метилась в лицо – разбить вкровь, выбить из него всю эту блажь, чтобы узнал, чтобы вернулся, чтобы сновастал собой прежним. Она кричала – сипло, надрывно, как никогда в жизни. Онатакие слова выплевывала ему в лицо, каких сроду не то что не говорила – знатьне знала. Всю тюремную словесную грязь, всю мерзость пустила в ход.
– Я ж за тебя срок мотала! За тебя! Ты… ты! Гнида ты!Поскребыш!
Он испугался. Женщина, которая била его по лицу, была не егоженой. Она выкрикивала такое, чего он ни в армии, ни в гараже сроду не слыхал.Слава богу, домой не пустил, слава богу, замки поменял вовремя… Пригрел змею нагруди. Права маманя…