с газетой, застывший в дверях и с любопытством разглядывающий, как сеньор Виго держит её за локоть.

−Простите, сеньор, − пробормотала она, извиняясь, − я подышу снаружи.

И быстро проскользнула мимо сеньора Виго и Мориса к двери.

На улице ей стало легче, и Эмбер поняла, что была в одном шаге от полного провала. Она присела на ступеньку крыльца, лихорадочно пытаясь решить, что ей делать: немедленно бежать и скрыться или, всё-таки, попробовать доиграть свою роль.

Сознание постепенно прояснилось, и она решила, что успеет ещё сбежать. А пока оставался хоть один шанс вывернуться из этой ситуации, она его использует. Если не разубеждать сеньора Виго в том, что дурно ей сделалось от голода, то вполне себе приличная причина. Голод — постоянный спутник многих жителей Тиджуки. Зато благодаря этому ей удалось избежать примерки новых вещей.

Она услышала сквозь неплотно прикрытую дверь, как сеньор Виго велел лавочнику запаковать вещи, которые сам выбрал, и оставил ему денег весьма щедро, на тот случай, если что-то не подойдёт и придётся обменять.

Когда он вышел, она уже полностью взяла себя в руки и снова извинилась, сославшись на то, что, и в самом деле пропустила завтрак. А увидев некоторое облегчение на лице сеньора Виго, подумала, что, он, совершенно точно, не на шутку за неё испугался. И эта мысль была до неприличия приятной.

Сеньор Виго отдал Мануэлю свёрток и, сказав, что проблему завтрака решить очень даже просто, велел отвезти их всех, как он выразился, в «место, где можно отлично поесть». Для Эмбер это было бы очередным испытанием, потому что она сразу представила, как они сейчас отправятся в какое-нибудь заведение для грандов и знати, где всё обставлено очень пафосно, и еду подают на позолоченном фарфоре. Там на их троицу все будут смотреть, как на прокажённых, а лишнее внимание ей сейчас ни к чему. Но коляска свернула и покатила в Нижний город, и, спустя пару кварталов оказалась на стыке двух улиц у самого обрыва, на небольшой площади, на которой примостились несколько кантин и уличных асадоров со своими жаровнями-парильядами. Это место в Бельграно называлось Пунто Вьеха, и здесь, и в самом деле, можно было перекусить на бегу, но вполне прилично.

Сеньор Виго махнул крупному мужчине в длинном фартуке, орудующему двумя огромными вилками над жаровней, на которой жарились рёбрышки, колбаски и большой кусок говядины.

− Эй, маэстро! Буэнос диас! — поприветствовал сеньор Виго асадора и положил деньги на прилавок. − Отрежь нам ломоть, да посочнее. И сделай taco al carbon* на троих.

−Буэнос, сеньор! Всё будет в лучшем виде!

Асадор щёлкнул пальцами и, вооружившись огромным ножом и вилкой, с небывалой виртуозностью отрезал несколько полосок от большого томящегося на углях куска мяса. Сдобрив слегка соусом, положил на тонкие кукурузные тортильи*, и только занёс руку над миской с красным перцем, как Морис остановил его:

−Э-э-э, нет, маэстро! Вот только без этой comida del diablo!* В ад я ещё успею.

− Как угодно сеньору! — улыбнулся асадор, быстро заворачивая тортильи и протягивая еду.

Сеньор Виго откусил кусочек и, отсалютовав асадору, щедро похвалил его мастерство, на что тот расплылся в довольной улыбке. А Эмбер наблюдала за тем, как он разговаривает с простыми людьми, и удивлялась. Гранды никогда не опускались до уровня «уличного сброда», которым они считали всех, кто живёт ниже по холму за пределами золотых ворот. А многочисленные слуги, извозчики, лавочники, цветочницы, газетчики — все они были невидимы для грандезы. Словно этих людей и не существовало. И даже мейстер Фернандо, когда наставлял её в первый день работы, употребил слово «transparencia» − невидимый. Слуги должны постоянно присутствовать в жизни хозяев, но оставаться незаметными для господ. И только старшие горничные, и камердинеры, те, кто находились рядом с хозяевами постоянно и ближе всех, иногда получали скупую похвалу, когда проявляли недюжинную учтивость, сообразительность и расторопность.

Поэтому то, что сеньор Виго вообще ел уличную еду, да к тому же просто руками без серебряных вилок и ножей, то, что он говорил с лавочником и асадором вот так, запросто, ещё и хвалил его − всё это для наследника дома Агиларов было неслыханно, если не сказать вызывающе.

Это Эмбер, хоть и выросла на Голубом холме, но половину жизни провела в вильях и болотах Пантанала, для неё такое поведение давно стало нормальным, но у сеньора Виго не было такой необходимости. Он делал это по собственному желанию или по велению души, и это выглядело тем более странным. Особенно после его слов о деньгах, сказанных в лавке. Она вспомнила, что даже ограбление и пропажа бриллиантов расстроили его не так, как расстроили бы любого другого гранда на его месте. Сеньор Виго вёл себя так, потому что считал это естественным, по велению души, как он сам сказал. И сейчас, когда они стояли на краю площади, глядя на Лагуну, видневшуюся вдали, Эмбер почувствовала, что, как бы она ни хотела отстраниться от этой семьи, как бы она ни хотела их ненавидеть, она не может ненавидеть сеньора Виго. И все даже хуже…

Гораздо хуже.

— Почему ты так смотришь? — спросил сеньор Виго, взглянув на Эмбер, и, указав одной рукой на площадь с парильядами, добавил: — Тебя всё это удивляет?

− Вообще, да. Я не думал, что сеньор ел в подобных местах. И вообще знает, как тут всё устроено, − ответила она, откусывая кусок от тортильи. — И то, как вы общаетесь с простыми людьми…

− … это кажется тебе странным? — закончил он за неё фразу и усмехнулся. − Ну… я знаком и с Тиджукой, и с Бельграно и не настолько плохо знаю жизнь здесь, как можно было бы подумать. И, в отличие от моего отца, я не считаю этих людей чернью, достойной лишь того, чтобы чистить мои ботинки. Моя мать поднялась на Голубой холм с улицы Руж Аньес. И хотя она была из благородной семьи первых роялистов, бежавших сюда с севера много лет назад, но до замужества она жила в Тиджуке, и вся её семья тоже жила там. И никогда не ставила себя выше простых людей. Наверное, это у меня от неё. Да я и сам работал ради куска хлеба, поэтому понимаю этих людей.

И он подмигнул Эмбер, будто сообщил ей некую тайну.

− Вы очень добры, сеньор, − ответила Эмбер, делая вид, что увлечена едой. — Но я не понимаю, зачем вам нужно было работать?

− Ну… Может быть, затем,