— А как же машина? — забеспокоилась Мелина.

— Забудь! — коротко бросил Бинг. — Она нам уже не понадобится.

Что-то в его голосе болезненно укололо Мелину в сердце. Он так небрежно бросает дорогую вещь, которая ему уже не понадобится. А как насчет людей? Возможно, он так же легко расстается с друзьями — или даже возлюбленными?..

Они медленно шли к вилле. Под газовой тканью, скрывающей ее губы, Мелина чувствовала, как они горят и пульсируют, словно Бинг все еще впивался в них поцелуем. Зачем он это сделал? Мелина знала, что он не влюблен в нее. До этого момента он вообще не обращал на нее внимания как на женщину. Но, хотя это и был грубый поцелуй, он разжег внутри ее пламя, и глупо было это отрицать. А она? Любит ли она Бинга? Возможно, ее прежний страх перед ним был всего лишь частью большего чувства?

У Мелины не было ответов на эти вопросы, она только понимала с долей какого-то исступления, что хочет снова ощутить прикосновение его губ, почувствовать биение его сердца напротив своего…

Наконец они выбрались на дорогу. Ступать по гладкой поверхности вместо камней и песка было настоящим облегчением, но продлилось оно недолго. Бинг пересек дорогу и пошел прочь от виллы вниз по холму, который вел в Фес.

— Как ты думаешь, нас заметили? — выдохнула Мелина.

— Если так, мы узнаем об этом через несколько секунд, — ответил Бинг.

Но никто не кричал им вслед, ни один мотоцикл не вылетел из виллы им вдогонку, и толпа зевак все так же безмятежно стояла у ворот.

— Ну, для нас вечеринка окончена, — заметил Бинг с улыбкой в голосе.

Мелина удивилась было, как можно смеяться в такой ситуации, но она была слишком озабочена тем, чтобы не потерять бабуши и не споткнуться о разбросанные там и сям столбики кактусов.

Спустя, казалось, многие часы мучительного пути они наконец добрались до стены, обрамлявшей старый город. Оказавшись в ее тени, Мелина стряхнула одну туфлю и начала, морщась, растирать ногу.

— У меня вся спина изодрана о камни в той канаве, — пожаловалась она наконец. — А теперь и ноги сбиты. Дай мне хоть минутку, чтобы перевести дух.

— Прости, что подгонял тебя, — ответил Бинг.

— Куда мы теперь?

— Искать ребенка, — сообщил он, и по его тону Мелина поняла, что ни о чем другом Бинг сейчас и не думает.

— Откуда ты знаешь, куда его увезли?

— Кто-то наверняка это разузнает и сообщит нам, — пояснил Бинг. — Тебе лучше? Нам не следует околачиваться здесь слишком долго.

Мелина услышала нетерпение в его голосе и поняла, что его раздражает ее слабость. И, поскольку больше всего на свете девушке хотелось заслужить его одобрение, она снова вдела свои стертые ноги в туфли и послушно ответила:

— Я готова.

Они довольно долго шагали вдоль стены, пока не добрались до изукрашенных ворот с флагами. Это были не те же ворота, что у магазина Расмина, и сердце Мелины упало при мысли, сколько еще им предстоит идти. Но они прошли буквально три-четыре улочки с магазинами, окна которых были закрыты ставнями на ночь, когда Бинг остановился у какой-то двери и постучал по ней костяшками пальцев.

В двери открылось окошечко, забранное решеткой, блеснул свет, и они увидели вопросительный взгляд мужских глаз.

— Во имя руки Фатимы, — прошептал Бинг.

Окошечко захлопнулось, но сама дверь приотворилась ровно настолько, чтобы пришедшие могли проскользнуть внутрь, и Мелина услышала, как за их спиной упал на место засов. Они стояли в узком проходе, в темноте, пока в дальнем конце не была отдернута занавеска, и они не прошли в комнатку, где лежали только подушки и раскрытая книга около масляной лампы. Мелина обернулась, чтобы взглянуть на мужчину, который впустил их внутрь. Он был молод, носил очки, и у девушки создалось впечатление, что их приход помешал его занятиям.

— Твой отец сказал, чтобы я пришел к нему, если возникнет крайняя необходимость, — пояснил Бинг по-французски.

— Он велел мне ждать вас, — откликнулся молодой человек. — На самом деле он сам здесь. У него было предчувствие, что он вам понадобится.

— И был прав, — подтвердил Бинг. — Нужда очень срочная.

— Я приведу его.

Юноша вышел, а Бинг повернулся к Мелине.

— Все складывается отлично, — внезапно сказал он. — Даже слишком. Я уже побаиваюсь нашего везения.

— В чем же удача? — удивилась девушка. — Мы лишились машины и багажа.

— Об этом позаботятся другие люди, — небрежно ответил Бинг.

Мелина ощутила легкое раздражение от его тона и отношения, но сказать ничего не успела, потому что высокий юноша снова вошел в комнату.

А за ним появился Расмин.

— Хамдулилла! — воскликнул он, что, как знала Мелина, означало «Хвала Аллаху».

— Нам надо действовать быстро, — сразу приступил к делу Бинг. — Я видел мальчика, но у меня не было возможности что-то предпринять, а теперь его увезли. Куда они направились?

— Один из моих друзей сообщил о произошедшем уже полчаса назад. Вы долго сюда добирались.

— Пришлось передвигаться медленно, — слегка улыбнулся Бинг и качнул головой в сторону Мелины. — Так куда они поехали?

— В Марракеш.

— Ты уверен?

— Шоферу было сказано залить бензина, чтобы хватило как раз на такое расстояние.

— Отлично, — кивнул Бинг. — Но как мы туда доберемся?

— За дорогой следят, — заметил Расмин.

— Не сомневаюсь. Нас едва не засекли из машины с прожектором. Она сейчас на перекрестке.

— Выходит, покидая виллу, этой машины не миновать, другой дороги нет, как нам известно.

— Какие тогда есть варианты выбраться из города?

— На автобусе.

— Расмин, ты гений! — воскликнул Бинг. — Но нам понадобится первоклассная маскировка.

Мелина обнаружила, что все трое мужчин пристально смотрят на нее. После долгого молчания Бинг произнес раздельно:

— У многих рифийцев[1], как и у ирландцев, рыжие волосы, голубые глаза, курносые носы и веснушки. Подкрасим Мелине глаза, ногти и тыльную сторону ладоней — и она сойдет за одну из них. Но моя внешность не должна вызывать никаких вопросов.

— Абдулла позаботится об этом, — отвечал Расмин.

Он вытащил из шкафчика бутылку сурьмы и, деликатно убрав яшмак с лица Мелины, начал подкрашивать ей глаза.

Маленький мальчик принес мятный час и миндальные пирожные, и Расмин заставил девушку поесть, объясняя это тем, что неизвестно, когда ей снова удастся подкрепиться.

Он затемнил кожу у нее на руках и ладонях, сообщив, что, хоть кожа на лице у рифийцев и светлая, руки у них темные от загара и работы.