— А почему я должна обязательно стать Рабыней Страсти?Почему Донал Рай отказывается продать меня просто кому-нибудь в служанки? Я нежелаю отдаваться мужчинам…

— Для служанки ты непозволительно красива, — отвечал Карим.— Ты сама это знаешь, Зейнаб. И не лукавь — тебе это приятно. Ты всегда должнабыть честной. Да, это правда — я научу тебя, как отдаваться мужчине. Но нетолько этому. Я также научу тебя, как заставить мужчину отдаться тебе и телом,и душой.

— Но это невозможно! — заявила она. — Ни один мужчинаникогда не отдаст себя на потребу женщине! Я никогда не поверю в это, мойгосподин!

Карим рассмеялся:

— Но это правда, милая Зейнаб. Красивая женщина имеетвеликую власть даже над самым сильным мужчиной и может победить его в любовнойбитве!

— Я замерзла… — вздрогнув, пробормотала Риган. Каримподнялся с ложа и прикрыл деревянные ставни.

Затем, подойдя к сундуку и подняв крышку, достал тонкоешерстяное покрывало и протянул его Риган:

— Под ним и рядом со мною ты скоро согреешься. Давай-каляжем рядышком, — и, не дождавшись ее ответа, он распростерся на ложе ипротянул к ней руки.

— Ты хочешь спать со мной? — глаза Риган вновь были полныстраха, но голос звучал твердо.

— Это наша с тобою общая спальня, — спокойно объяснил он. —Полезай под покрывало, Зейнаб, ведь я сказал тебе, что не возьму тебя силой. Яне лгу тебе.

…А перед глазами у нее стоял Иэн Фергюсон, бесстыднобахвалящийся перед нею своей мужской статью, Иэн Фергюсон, который безжалостноистерзал ее девственную плоть, удовлетворяя свою животную похоть, растаптываяее душу… Гуннар Кровавый Топор был немногим лучше, но, по крайней мере, ей непришлось глядеть в его искаженное лицо, когда он ее насиловал…

Она взглянула на Карима-аль-Малику. Он лежал на спине,закрыв глаза, но она чувствовала, что он не спит. Можно ли ему довериться?Должна ли она ему поверить?

Дрожащей рукой она откинула покрывало и скользнула в тепло…Тотчас же ее обняли мужские руки — Риган даже подпрыгнула.

— Что ты делаешь? — испуганно спросила она.

— Так ты скорее согреешься, — ласково сказал Карим, —прижмись ко мне. Но, если ты не хочешь, что ж, я понимаю тебя…

Она чувствовала тепло его руки на своих плечах. Ощущала всеего крепкое тело… Присутствие его отчего-то действовало успокаивающе.

— Но не позволяй себе ничего больше! — все же предупредилаона сурово.

— Только не сегодня. — В сгустившейся тьме она не увиделаего улыбки. — Покойной ночи, моя милая Зейнаб. Покойной ночи…

— Ну? — поинтересовался поутру Донал Рай. — Вправду лиЗейнаб стоит того серебра, что я отвалил за нее викингу?

— На все свое время, старый друг! — отвечалКарим-аль-Малика. — Девушка стала два раза подряд жертвою двух грубых инеотесанных мужланов. Нужно время, чтобы завоевать ее доверие. Но я добьюсьэтого. Никогда не было у меня подобной ученицы. Она невежественна и вместе стем мудра не по годам. А о любви, и тем более о страсти, она не имеет нималейшего представления. Пройдет по крайней мере год, прежде чем ее можнобудет, не стыдясь, преподнести калифу. А может, и того больше… — Каримотхлебнул горячего вина, приправленного специями, из серебряного, отделанногоониксом кубка. — Ты согласен дать мне такой срок или, может быть, предпочтешьвыставить ее на продажу на хорошем рынке в Аль-Андалус и вернуть себе своиденьги? Ведь на ее обучение нужно будет потратиться…

— Нет! Нет! Девушка — настоящее сокровище. Я понял это сразуже, как только этот чурбан Гуннар Кровавый Топор ввел ее в мои покои! Она обвелаего вокруг пальца, словно ребенка! Эрда рассказала мне, что Зейнаб и Омасдружились на корабле Гуннара. Тогда Зейнаб и придумала сказать викингу, чтоесли ее предложить мне вместе со служанкой, то это меня очень впечатлит. Ха-ха!Она умна как бес, Карим-аль-Малика! — Донал Рай посерьезнел:

— Сколько ты еще пробудешь в Дублине? И куда направишьсяотсюда?

— Разгрузка моего корабля уже закончена, Донал Рай. Думаю,за неделю мы успеем наполнить трюмы — тогда мы и отплывем в Аль-Малику. Сейчассамая середина лета, но в воздухе уже чувствуется дыхание осени. Я хочупоскорее убраться из неприветливых северных морей. Кроме того, я полагаю, чтообучение Зейнаб пойдет куда успешнее, если ее вырвать из привычного окружения.

Донал Рай кивнул:

— Ты мудр. А где она станет жить?

— У меня есть вилла в пригороде Аль-Малики. Поселю ее там.Все девушки, которых я когда-либо обучал, жили в этом прелестном местечке. Тамвсе пробуждает чувственность — ласковые вышколенные слуги, роскошь и истома вовсем… Зейнаб перестанет робеть, оказавшись в «Раю».

— В «Раю»? — хозяин оторопел. Карим рассмеялся:

— Я назвал так мою прелестную виллу, мой добрый друг. Домрасположен у самого моря, окружен садами и фонтанами. Там царит мир и покой…

— А твой отец? — спросил Донал Рай.

— Он предпочитает городскую жизнь, а мне предоставляетполную свободу. В каком-то смысле я оправдал его ожидания. Я в хорошихотношениях с семьей, независим и богат, да к тому же и пользуюсь уважением. Яразочаровал его лишь в одном: у меня нет ни жены, ни наследников. Но этим япредоставляю заниматься старшим братьям — Джафару и Айюбу. И все же отец мойразочарован…

— И его можно понять, мой мальчик. Человек столь страстный,как ты. Карим, наверняка зачинал бы только сыновей. К тому же младший сынХабиба-ибн-Малика — это прекрасная партия… — закончил с улыбкой Донал Рай.

— Я еще не созрел для женитьбы, — отвечал Карим. — Мненравится моя свободная жизнь. Может быть, если мой опыт с Зейнаб будет удачен,я после нее возьму еще пару учениц…

— А в твоем гареме много наложниц? — поинтересовался ДоналРай.

— У меня вовсе нет гарема, — отвечал Карим. — Я слишкомредко бываю дома, а женщины, предоставленные самим себе, впадают в беспокойствои становятся беззащитными перед соблазном… Они постоянно должны ощущать твердуюмужскую руку. Вот когда я женюсь, тогда и заведу гарем.

— Возможно, ты прав, — кивнул Донал Раи. — Ты мудр не полетам, Карим-аль-Малика!

— Разреши Зейнаб и Оме гулять по саду, Донал Рай, — попросилКарим. — Мы будем в море несколько недель кряду, и они будут узницами в каютекорабля. Я не могу предоставить им свободу передвижения по судну: они возбудятпохоть в моих матросах, а это опасно.

Донал Рай кивнул, соглашаясь: