человека, как процесс ареста, а тем более, когда арест производят нью-йоркские жандармы. Воротник Джорджа висел на одной запонке, и на жилетке недоставало трех пуговиц. Под правым глазом его красовался фонарь, подставленный ретивым полицейским, возмущенным, во-первых, тем, что Финч нарушил тишину и порядок, раздавая прохожим долларовые кредитки, а, во-вторых и главным образом, тем обстоятельством, что к моменту ареста у Джорджа не оставалось уже ни одного доллара. А потому он не стерпел и, при посадке в патрульный фургон, украсил физиономию арестованного.

– Никакого совета тут нет – холодно возразила миссис Вадингтон. – Вы, надеюсь, не думаете, что я позволю Молли выйти замуж за подобного человека.

– Полно, полно! – сказал Гамильтон Бимиш. – Правда, нельзя сказать, что у Джорджа в данный момент очень важный вид, но, когда он помоется, переоденется и приведет себя в порядок… Между прочим, разрешите узнать, что Вы имеете против Джорджа?

Миссис Вадингтон потеряла на одно мгновение дар речи и не находила ответа на вопрос. Задайте неожиданно любому человеку вопрос, почему он не любит улитку, гремучую змею или летучую мышь, и он едва ли будет в состоянии моментально анализировать свои чувства и дать логические обоснования своим предрассудкам. Миссис Вадингтон считала свою антипатию к Джорджу Финчу чем-то настолько глубоким, естественным и обоснованным, что это не требовало никаких доказательств и рассуждений. Коротко говоря, она ненавидела Джорджа по той причине, что он был Джордж Финч. Но в данный момент, считаясь с тем, что от нее требовался логический ответ, она была вынуждена напрячь свой мозг, что всегда давалось ей с большим трудом.

– Он художник.

– Рафаэль тоже был художником.

– Я не знаю, о ком вы говорите.

– Я говорю об одном очень великом человеке.

Миссис Вадингтон недоумевающе подняла брови.

– Я совершенно отказываюсь понимать вас, мистер Бимиш! Речь идет об этом молодом человеке с грязным рваным воротником и с разукрашенным глазом, но вы к чему-то переводите разговор на какого-то совершенно незнакомого мне человека, какого-то мистера Рафаэля?

– Я только хотел доказать вам – сухо ответил Гамильтон Бимиш – что звания художника еще недостаточно, чтобы из-за этого осуждать человека, черт возьми!

– А я бы сказала – еще более сухо возразила миссис Вадингтон – что нет никакой надобности чертыхаться!

– А вдобавок ко всему, Джордж дрянной художник.

– Я нисколько не сомневаюсь в том, что он дрянной человек.

– Нет, я хотел сказать – поспешил поправиться Гамильтон Бимиш – что он невероятно скверно рисует, и вряд ли можно, вообще, называть его художником.

– Вы так думаете? – в первый раз за все время открывая рот, произнес Джордж Финч.

– Я убеждена, что Джордж один из величайших художников в мире! – заявила Молли.

– Ничего подобного! – загремел Гамильтон Бимиш. – Он-ничего не стоящий любитель.

– Совершенно верно, – подхватила миссис Вадингтон. И, следовательно, он не может даже надеяться когда-нибудь зарабатывать достаточно на жизнь, занимаясь живописью.

В глазах Гамильтона Бимиша блеснул лукавый огонек.

– И в этом вы видите главное препятствие? – спросил он.

– В чем главное препятствие?

– В том, что Джордж не имеет денег?

– Но, позвольте… – вмешался было Джордж.

– Замолчите! – приказал ему Гамильтон Бимиш. – Я вас спрашиваю, миссис Вадингтон: согласились ли бы вы дать согласие на этот брак, будь мой друг, Джордж Финч, богатым человеком?

– Я считаю это напрасной тратой времени…

– Я прошу ответить на мой вопрос.

– Возможно, что я дала бы свое согласие.

– В таком случае, позвольте сообщить вам – ликующим голосом начал Гамильтон Бимиш – что Джордж Финч чрезвычайно богатый человек. Его дядя Томас, все состояние которого он унаследовал два года тому назад, возглавлял фирму юристов – «Финч, Финч, Финч и Финч». Джордж, дорогой мой, позвольте поздравить вас! Все в порядке! Миссис Вадингтон отказывается от своих возражений…

Миссис Вадингтон фыркнула, но это было фырканье побежденного, над которым взял верх чужой ум.

– Ho, позвольте…

– Нет, не позволю – сказал Гамильтон Бимиш, поднимая руку. – Вы не можете взять обратно свои слова. Вы твердо и определенно заявили, что, будь у Джорджа деньги, вы дали бы ваше согласие на этот брак.

– Я вообще не понимаю, к чему весь этот шум – заявила Молли. – Я так или иначе выйду замуж за Джорджа, что бы ни говорили об этом другие.

Миссис Вадингтон вынуждена была сдать позицию.

– Ну, что ж? Должно быть, мое мнение ничего не значит. По-видимому, со мной здесь нисколько не считаются.

– Мама! – укоризненно воскликнула Молли.

– Мама! – укоризненно повторил за нею Джордж.

– Мама?! – точно эхо повторила миссис Вадингтон и даже вздрогнула, услышав это слово из его уст.

– Теперь, когда все благополучно закончилось, я считаю себя в праве называть вас своей матерью.

– Гм, вот как! – ядовито сказала миссис Вадингтон. – Вы считаете!

– Да, я считаю, – ответил Джордж.

Миссис Вадингтон снова презрительно фыркнула.

– Меня попросту оглушили высокопарными словами и вынудили дать согласие на брак, которого я ни в коем случае не одобряю, – сказала она. – Но разрешите мне сказать вам напоследок: я почти уверена, что этот брак никогда не состоится.

– Почему это не состоится? – полюбопытствовала Молли. – Конечно, состоится. Почему бы нет?

Миссис Вадингтон в сотый раз презрительно фыркнула и продолжала:

– Мистер Финч, будучи хотя ничего не стоящим художником, тем не менее, жил довольно долго в самом сердце Гринич-Вилледжа и ежедневно общался с богемой обоего пола, с людьми, нравственность которых находится под большим сомнением…

– На что вы намекаете? – пожелала узнать Молли.

– Я не намекаю – с достоинством ответила миссис Вадингтон. – Я говорю. И я говорю следующее: не вздумай приходить ко мне и искать у меня сочувствия, когда этот Финч твой окажется человеком, нравственный кодекс которого вполне достоин человека, по собственному выбору поселившегося близ Вашингтон-Сквера. Я снова повторяю: у меня такое предчувствие, что этот брак никогда не состоится. У меня было такое же предчувствие, когда речь шла о моей кузине и об одном молодом человеке по имени Джон Портер. Я сказала тогда: этот брак никогда не состоится. И события показали, что я была права. В тот момент, когда Джон Портер направлялся к алтарю под руку с невестой, его арестовали по обвинению в многоженстве.

Джордж Финч издал звук, который должен был, по-видимому, означать протест. Совладав с собою, он воскликнул:

– Моя нравственность находится вне всякой критики!

– Это вы так говорите, с убийственной иронией возразила миссис Вадингтон.

– Могу вас уверить, что, поскольку это касается женщин, я едва отличаю одну от другой.

– Совершенно верно – сказала миссис Вадингтон. – То же самое говорил Джон Портер, когда ему задали вопрос, зачем он женился на