взором смотрел на полицейского. За несколько секунд до этого он скорбел о том, что не может найти хорошего вора, а тут, точно с неба, свалился человек, который, возможно, является ходячим справочником по части всяких злоумышленников.

– Люблю полицейских, – сказал Вадингтон.

– Это очень мило с вашей стороны, сэр.

– И всегда любил. Это только показывает, какой я честный человек, не правда ли? Ха-ха-ха! Будь я мошенником, я был бы, наверное, до смерти напуган, случись мне очутиться здесь с вами, ха-ха-ха!

Мистер Вадингтон в течение некоторого времени глубоко затягивался сигарой.

– Вам, должно быть, много пришлось повидать на своем веку всяких преступников, э?

– Да, сэр, – со вздохом подтвердил Гэровэй. – Это одна из неприятных сторон жизни полицейского. На каждом шагу сталкиваешься с преступниками. Взять хотя бы вчера вечером: только я стал придумывать рифму к слову «Фонарь», и вдруг меня посылают арестовать какого-то бродягу, напившегося самогонки. Он меня свистнул по физии, и у меня пропало всякое вдохновение.

– Ай-ай-ай! Ну, что вы скажете на это? – сочувственно воскликнул мистер Вадингтон. – Но я имел в виду в данном случае настоящих жуликов. Ну, таких, знаете, которые забираются в чужие дома и воруют… жемчужные ожерелья. Когда-нибудь случалось сталкиваться с такими?

– Я много таких встречал. Полицейскому, по долгу службы, приходится против своей воли иметь дело со всякими людьми сомнительной репутации. Возможно, что я пристрастен, благодаря своей профессии, но я от души ненавижу воров.

– Но, опять-таки, если бы не было воров, не было бы и полицейских?

– Совершенно верно, сэр.

– Так сказать, предложение и спрос?

– Совершенно верно, сэр.

Мистер Вадингтон выпустил густой клуб дыма.

– Меня чрезвычайно интересуют мошенники, – сказал он. – Мне было бы любопытно познакомиться с кем-нибудь из них.

– Могу вас уверить, что это не доставит вам ни малейшего удовольствия, – сказал Гэровэй, качая головой. – Это очень неприятные, невежественные люди, не имеющие ни малейшего желания сколько-нибудь развить себя. Впрочем, я знаю одно исключение, – это мистер Мэлэт. Он, по-видимому, довольно милый парень. Мне было бы очень интересно почаще встречаться с ним.

– Мэлэт? Кто же это такой?

– Это бывший каторжник, сэр, а теперь он служит наверху: у мистера Финча.

– Что вы говорите! Бывший каторжник и теперь служит у мистера Финча? А по какой части он был специалистом?

– Ограбление квартир, сэр. Но, насколько я понимаю, он теперь исправился и стал уважаемым членом общества.

– Но раньше, вы говорите, он был громилой?

– Совершенно верно, сэр.

– Так, так, так!

Наступило молчание. Полицейский Гэровэй был занят подыскиванием благозвучной рифмы к слову «фонарь», так как он усиленно работал над своей первой поэмой, и теперь он сидел, задумчиво глядя в потолок. Мистер Вадингтон энергично жевал кончик сигары.

– Э-э-э, послушайте, – сказал мистер Вадингтон.

– Что прикажете, сэр? – сказал Гэровэй, вздрогнув и просыпаясь от глубоких дум.

– Предположим – заметьте, я говорю только «предположим» что какому-нибудь человеку понадобился мошенник, который выполнил бы для него ужасное, подлое дело. Ему пришлось бы уплатить за это, не правда ли?

– Вне всякого сомненья, сэр. Эти люди очень алчны.

– И много?

– Я бы сказал, несколько сот долларов. Все зависело бы от размеров предполагаемого преступления.

– Несколько сот долларов?

– Да, пожалуй, долларов двести или триста.

Снова воцарилось молчание. Гэровэй опять принялся изучать потолок. Ему необходимо было слово, которое не только рифмовалось бы со словом «фонарь», но в то же время имело бы отношение к улицам Нью-Йорка. Но ни в коем случае не «гарь», так как это слово у него уже однажды было. «Шпарь!» Вот наиболее подходящая рифма! Он несколько раз мысленно повторил это слово: «шпарь, шпарь, шпарь», но вдруг очнулся, сообразив, что его собеседник обращается к нему.

– Прошу прощения, сэр – сказал он.

Мистер Вадингтон смотрел на него, и глаза его как-то странно блестели. Он наклонился и ласково похлопал полицейского по коленке.

– Э-э-э, послушайте! Мне ваше лицо чертовски нравится, Ларроби.

– Меня зовут Гэровэй.

– Это неважно, как вас зовут. Дело не в имени. Мне ваше лицо нравится. Э-э-э, послушайте! Хотите заработать прорву денег?

– Хочу, сэр.

– В таком случае, я от вас не скрою, что вы мне дьявольски понравились с первого взгляда, и для вас я готов сделать нечто такое, чего не стал бы делать ни за что в мире ни для кого-либо другого. Случалось вам слышать когда-нибудь про кинематографическую компанию «Лучшие фильмы в мире»?

– Нет, сэр, не случалось.

– Это изумительное предприятие, – начал мистер Вадингтон, сразу приходя в бешеный восторг. – Не только вы, но никто и никогда не слыхал про него. Это вам не то, что старые изношенные фирмы, вроде «Универсал», «Голдвин», «Гриффитц», от которых всех уже тошнит! Это совершенно новое дело! И знаете, что я намерен сделать для вас? Я дам вам возможность приобрести изрядную пачку акций этой новой компании за самую пустяковую цену. Я бы предпочел, разумеется, вам дать их бесплатно, но я не хочу вас оскорблять. Фактически я посчитаю вам такую цену, что это будет равносильно подарку. Эти акции стоят тысячи и тысячи долларов, Вы же получите их за триста долларов! А триста долларов у вас есть? – с тревогой в голосе поспешил он добавить.

– Да, сэр, такая сумма у меня найдется, но…

Мистер Вадингтон сделал величественный жест рукой, в которой он держал сигару.

– Не хочу слышать никаких «но»! Я заранее знаю, что у вас на уме. Вы хотите сказать, что я граблю себя. Я знаю, что это так. Но что из этого следует? Что для меня значат деньги? Я смотрю на это так: когда человек составил себе изрядное состояние, как я, например, есть достаточно, чтобы жить вместе со своей семьей, женой и дочерью, в роскоши, то он, по меньшей мере (если только в нем есть капля человеколюбия!), должен отдать хотя бы избыток людям, способным оценить его благодеяние. И я так рассчитываю, что вам деньги нужны не меньше, чем кому-либо другому, не так ли?

– Совершенно верно, сэр.

– Так о чем же тут говорить? – воскликнул мистер Вадингтон, размахивая в воздухе пачкой акций. Получите, и дело с концом. И поверьте мне, что «Лучшие фильмы в мире» – это величайшее предприятие, о котором вы когда-либо слыхали, с тех пор, как Маркони изобрел тормоз Вестингауза!

Полицейский Гэровэй взял в руки драгоценную пачку бумаг и стал задумчиво водить по ней рукою, точно лаская ее.

– Ну, и здорово же они красиво отпечатаны! – вырвалось у него.

– Ну, еще бы! А взгляните-ка на эти долларовые знаки на обороте! Посмотрите-ка на эту печать! Бросьте взгляд на эти