глаза чуть щурятся, точно он пытается что-то рассмотреть в зале, который полон фантомных людей.

— Витя вчера, конечно, знатно накуролесил, — Слава издалека закидывает удочку, чтобы проверить Полинину реакцию.

— Да, было дело, — отвечает она невозмутимо.

— Мне это было тоже неприятно, но он ведь нормальный, просто когда перебирает — может терять голову.

— Но свой член, видимо, он никогда не теряет, да? — острит девушка.

— Ну блин! — Слава поднимает глаза к потолку и поджимает губы. — От того, как ты это говоришь, мне становится совсем уж неловко.

— А уж как Насте вчера было неловко — ты и не представляешь, — протягивает Полина.

— Вообще-то представляю…

— К тебе тоже клеился пьяный парень, который называл твои сиськи произведением искусства, несправедливо скрытым от глаз людей ширмой лифчика?

— Нет, черт!

Слава кладет на стол то, что нашел в холодильнике: упаковку с плавлеными сырками, шоколадный батончик и колбасу. Затем достает из хлебницы батон. Потом еще нож откуда-то появляется у него в руке. Дела!

— Просто мне тоже было не по себе, но все ведь мирно уладилось, верно?

— Ага. Уладилось.

— Да ладно тебе.

— Да я-то что?

— Черт.

— А?

— Палец чуть себе не порезал.

— Дай лучше мне нож.

— Ладно.

Слава отходит к окну, и теперь его маленькое солнце освещает ростовский дворик.

— Когда я был маленьким, мы с друзьями любили кидать из окна школьное молоко. Помнишь, было такое в маленьких упаковках, таких картонных пирамидках?

— Помню, помню.

— Как-то под ноги нашей учительнице по английскому попали. Она в одном со мной доме жила, как потом выяснилось, в соседнем подъезде.

— Она вас узнала?

— Ага. Костя замешкал и не отбежал вовремя от окна. А может, он нарочно это сделал.

— Для чего?

— Не знаю. Странный он был. Костя порой как будто специально делал то, что было совершенно не нужно делать.

— Ну, раскидывать из окна упаковки с молоком по прохожим, тоже не очень хорошее занятие.

— Да, но такие шалости многие мальчишки учиняли в детстве. А вот отказаться убегать с места преступления, когда есть опасность попасться, — это уже другое дело совершенно. Это девиантность.

— Как-как? — смеется Полина.

— Отклонение от нормы, вот как!

— Да знаю я, шучу же.

— Точно, точно. Ты же у меня умна. Мудра!

Слава поворачивается к ней, подходит и обнимает. Кладет свою светловолосую голову ей на плечо, а она в это время нарезает колбасу на бутерброды.

— Такая ты хорошая у меня, — говорит он, нежно целуя ее в шею.

— Вообще-то плохая, — отвечает она.

— Ну нет же! Мне-то лучше знать.

— Это еще почему?

— Потому что мне со стороны виднее.

Полина заканчивает с приготовлением бутербродов, и они садятся за стол друг напротив друга.

— Чем заниматься сегодня будешь? — спрашивает девушка у Славы.

— Отдыхать. Воскресенье же. А ты?

— У меня маникюр в час дня. Я же говорила тебе.

— Блин. Забыл. А зачем он тебе, ты ведь и так красивая!

— Ну, видимо, недостаточно красивая.

— Очень даже достаточно! Я бы даже сказал, предостаточно!

— Да-да-да. Во запел-то! — саркастически отзывается Полина, но сама улыбается. Все-таки Слава умеет поднимать ей настроение, и в такие моменты ей даже кажется, что они могут быть вместе долгие-долгие годы. Но стоит только им разлучиться хотя бы на пару дней, как эти чары пропадают, и Полина снова начинает думать о том, что ничего такого, что могло бы перерасти в настоящую любовь, между ней и Славой нет и быть не может. Вот и как тут разобраться в своих чувствах, если они постоянно разные, если сегодня у нее одно на уме, а завтра другое, причем сама Полина в этом совершенно не виновата, ведь она не может контролировать такие вещи, как и никто из людей, пожалуй. Наши мозги не совсем наши ведь, верно? По большей части они принадлежат эволюции и биологическому виду гомо сапиенс, а самому человеческому «я» остается лишь малая доля этого самого мозга. Понять бы еще, что такое это самое «я»…

— А тебе завтра к восьми утра на работу? — спрашивает девушка, пробуя горячий чай вытянутыми в трубочку губами, что чуть шелушились из-за прохладного осеннего ветра.

— Ага. Начальник попросил пораньше выйти. У нас заказ новый на предприятии.

— Оборонный?

— Ага.

— Ясно. А что насчет второй смены на заводе вашем? Будут делать или пока нет?

— Не знаю. Слухи разные ходят, но по факту пока все по-прежнему.

— Ладно.

— Крестная звонила. Звала нас к себе на день рождения. — Слава берет один из бутербродов и кусает пористый хлеб, что покрыт маслянистой колбасой.

— А когда у нее день рождения?

— Во вторник.

— Отмечать тоже во вторник собирается или на выходных?

— Тоже во вторник, — отвечает он, жуя то, что Бог послал.

— Сходим. Думал о том, что подарить ей?

— Не знаю даже. Она давно уже хочет в бассейн записаться, да все никак не может решиться, так я вот думаю, может, ей абонемент туда взять, чтобы уже точно не отвертелась от плавания?

— А вдруг она не захочет туда ходить?

— Ну, придется. Деньги-то ведь уже будут уплочены, — отвечает Слава, делая свой голос немного по-деревенски простоватым, пародируя тем самым одного коллегу с завода.

Полина улыбается и пьет чай. Они говорят еще о чем-то важном и не очень. Все это сливается в неспешный шум, похожий на утреннюю программу по радио. Затем Слава включает какое-то шоу в интернете, и они какое-то время смотрят на потешного фрика, что выдает себя на федеральном канале за агента «Моссада», постоянно протаскивая в свои рассуждения намеки о каких-то историях, что якобы приключались с ним во время работы в Европе, где он жил под липовым именем и занимался сбором различной информации, которой интересовались израильские спецслужбы. Фрику постоянно хлопает завороженно его слушающая толпа, где каждый человек лишь проекция на зеленой стене хромакея. Возможно, и самого фрика этого тоже нет. Кто знает, кто знает…

— Мне пора уже собираться, — говорит Полина, когда допивает свой чай до конца.

— Эх, ну ладно, тебя подвезти? — спрашивает Слава, почесывая плечо.

— Нет, я пешком дойду, мне же близко, ты знаешь.

— Да, но…

— Я люблю гулять. А ты иди еще поспи. Завтра тебе рано вставать.

— Ну ладно. А что мы вечером будем делать?

— Я приготовлю что-нибудь поесть, и мы посмотрим какой-нибудь фильм, окей?

— Хорошо.

— Ну все, иди спать тогда, а я собираться буду.

— Без тебя спать невесело как-то. — Слава скрещивает руки и надувает губы, прямо как маленький. Делает он это специально, но Полину это все равно умиляет, и она гладит его ладонью по голове, а потом целует в губы.