с холодами уйдет болезнь, да тщетно — только усилился мор. Со скотины на людей и перескочила. Все, кто с западной стороны прибывают, ныне неделю в карантине содержатся.

Значит действительно много скота забили, если мясо так чудовищно подешевело. Здесь, в Иркутске, фунт по семнадцать копеек идет — на вывесках видел, сам по лавкам походить не успел.

— Железные дороги всё, — авторитетно заявил Афанасий Никитович Жаров, глава казённой палаты.

Считай, рулит местным налогообложением.

— Благо они для государство великое, — продолжил он, как бы расписавшись в поддержке Императора. — Однако вынужден заметить, что инфлюэнца у нас лютует значительно меньше, нежели там, до куда железные дороги дотянуть успели.

А ведь прав — дальше, на восток, эпидемия не пошла в силу огромных расстояний и неразвитой дорожной сети. Преодолевая тысячи километров на лошадях, носитель «инфлюэнцы» либо успевает выздороветь, либо, увы, умирает. Западная часть страны и Европа пострадали как раз из-за большого человеческого трафика. Высочайшая мама писала — в Петербурге госпиталя переполнены, больше ста тысяч человек «инфлюэнцей» заболели. Смертность, к счастью, не слишком велика: из ста человек выздоравливают девяносто девять, но все равно ужасная напасть — до госпиталей добираются сильно не все, и этих бедолаг оптимистичная статистика не учитывает. Эпидемия длится уже долго, а значит к концу этого года сформируется коллективный иммунитет, с грипп сойдет на нет сам собой. Но до тех пор…

— Инфлюэнца передается воздушно-капельным путем, — выкатил я всем известный в моем времени факт. — Сиречь — с невидимыми, очень маленькими капельками слюны и других телесных жидкостей, которые мы невольно исторгаем из себя при дыхании и беседе. Мы с вами, господа, за время этого прекрасного ужина успели множество раз обменяться содержимым наших легких и носоглотки.

Прежде, чем я поделился с присутствующими простым и дешевым способом уменьшить последствия эпидемии, управляющий акцизными сборами, грузный, тридцативосьмилетний мужик с модными бакенбардами, одетый в новенький мундир, внезапно рухнул на четвереньки, и, поблескивая плешью в пляшущем свете керосинок, пополз ко мне, взмолившись с отчаянием в голосе:

— Не могу я сидеть спокойно, Ваше Императорское Высочество! Велите голову снять — сам на плаху пойду, только Андрюшку спасите!

— Город не конфузь! — неприязненно бросил ему полицмейстер.

Господа офицеры бросились поднимать заведующего акцизными сборами, а я ударил по столу кулаком:

— Тихо!

Господа замерли и затихли с виноватым видом.

— Сын захворал, Илья Степанович? — спросил я «акцизника».

Продолжив ползти на коленях, чиновник принялся заламывать руки:

— Как есть захворал, Ваше Императорское Высочество! Доктора, — неприязненно покосился на доктора Блинова. — Пичкают чем попало, а толку нет!

— Рожа у него, Ваше Императорское Высочество, нога опухла, гниет, — вклинился доктор и оправдался. — Рожу в мире никто лечить не умеет!

Как и многое другое. Плохо — я же не целитель. Но если еще не поздно…

— Встань, Илья Степанович, — попросил я.

Управляющий акцизами вскочил на ноги, глядя на меня влажными, полными отчаяния и робкой надежды глазами.

— Наложением рук только шарлатаны промышляют, — заявил я и поднялся на ноги. — Продолжайте, господа, я отлучусь ненадолго, — и покинул столовую под озадаченными взглядами Иркутской верхушки.

Добравшись до своей спальни, я аккуратно опустился на колени перед Красным углом и принялся имитировать молитву. В столовой сейчас изо всех сил поливают дерьмом управляющего акцизами — испортил ужин такой неприятной вещью, как больной ребенок. Его Высочество расстроил! И хорошо — так эффект от моего возвращения и дальнейших действий только усилится.

Даже имея маму-химика и друга Серегу, который тоже химик, я не могу сварить пенициллин. Процесс я в целом знаю, но здесь, в Иркутске, нормальных лабораторий и ученых нет, так что придется отложить до Петербурга. И долго — я осторожно надеюсь уложиться в месяц-два, но сын управляющего акцизами ждать не станет. К счастью, «рожу» можно облегчить, и, при благоприятном исходе, вылечить совсем кое-чем гораздо более простым.

Поднявшись на ноги, я вернулся в столовую. Как и ожидалось — управляющий акцизами пребывает в унынии, а немного растрепанные господа отсвечивают не успевшим испариться гневом на лицах.

— Господа, нужно немедленно отправляться в лабораторию, вызвав туда всех подкованных в химии людей. Александр Фёдорович, — обратился ко Второву. — Прошу вас распорядиться привезти в лабораторию образцы всех имеющихся на ваших фабриках красители. Илья Степанович, — обратился к убитому горем, робко смотрящему на меня «акцизнику» и осторожно, чтобы не сильно потерять в репутации, если опыты и лечение ребенка пройдут неудачно, поведал. — Господь к Андрею благосклонен. Домой ступай, сына не тревожь — сиди и молись, покуда я не приду.

— Так точно, Ваше Императорское Высочество!

* * *

Анилин — вредный краситель — на складах Александра Федоровича Второва нашелся. Сам он, разумеется, уходить не стал, разместившись здесь же, в лаборатории. Дальше наступило «дело техники» — усевшись в уголок, я принялся командовать толковыми местными учеными и докторами, коих набралось всего шестеро. Пару попыток мы провалили, но под утро, с третьего раза — я удачно ввернул «бог троицу любит» — стрептоцид был получен. По-хорошему теперь его нужно проверить на животных, но такая практика распространена в эти времена не везде, а еще у нас нет времени. Вопросов никто ожидаемо не задавал, потому что не по рангу. Что ж, придется самому.

Поднявшись с удобного стула, откуда я наблюдал за процессом, я обратился к физически уставшим, но испытывающим могучий моральный подъем ученым — сомневаться в том, что получившийся порошок обладает целебными свойствами, они и не подумали, опять-таки из чувства ранга:

— Данное вещество я предлагаю назвать «Сибирий», в честь восхитительного края, в котором он впервые был получен.

Ученые покивали и похлопали.

— Технология получения была открыта в Петербурге, — принялся я врать. — Ученый, чье имя в силу его предательства подлежит забвению, попытался продать открытие англичанам, за что и поплатился.

Мужики поежились.

— Патент получить — это хорошо и правильно, — продолжил я. — Он будет оформлен на вас, ибо я, как вы могли заметить, просто сидел здесь, — кивнул на стул.

— Ваше Имп… — попытался проявить честность Игорь Иванович, но споткнулся о мою вежливо поднятую бровь.

Нос не дорос цесаревичей перебивать.

— Остап, подписки о неразглашении, — попросил я.

— Слушаюсь, — «ожил» секретарь и вынул из чемоданчика обильно украшенные печатями, красиво написанные на гербовой бумаге, бланки.

— Эти бумаги — наша с вами