– Вернись или умрешь, – прокричала в общем крике ужаса Долли.

– Я не верю, что для нас не найдется надежды и прощения. Тогда лучше умереть.

– Хамство, глупость, подлость, жадность, ложь, предательство – все можно простить, артаи, – продолжала бушевать Долли, пламенея на глазах. – Но убийство и коварство не прощаются, артаи. Это бездонная пропасть, которую никто не может перейти.

И артаи попятилась назад. Что-то ужасное стало происходить с Долли. Ее тело стало изменяться, грудь увеличилась, бедра стали у́же, менялась конституция тела, и с каждым изменением она стала превращаться в другого человека. Артаи попятилась и, споткнувшись, некрасиво завалилась на землю, узнав в новом облике кого-то до боли знакомого. Белокурая женщина в старомодном платье довоенных времен улыбалась артаи, но улыбка ее была зловещей, и лицо жрицы любви в ужасе окаменело, окончательно осознав, кто стоит перед ней.

***

Огонь полыхал, но казалось, что его смертоносное пламя было направлено только в центр круга. Бедные женщины в обгорелых одеждах, затравленные, словно животные, бегали по огненному кругу, выдирая на себе волосы. Пришедшие в этот час за исполнением желания люди, куклы и звери, видя этот кромешный ад, пятились назад и убегали восвояси, уже ни о чем не помышляя. Сила их желаний была слабее, чем страх перед увиденным. Лес пустел, а еще больше он опустел, когда на поляне стали появляться ужасные монстры из самых жутких кошмаров.

***

Хапилена, как и все гости этого Леса, приготовила свое заветное желание и, в ожидании своей очереди к Зеркалу, тоже видела происходящее на поляне. Но она была одной из немногих, чье лицо не выражало ужас или страх, а наоборот, было полно сострадания и жалости.

Как только жрицы в золотых одеяниях вышли на поляну, Саша и Хапилена сразу же узнали их и переглянулись, конечно же, узнав главную артаи, которая недавно так отчаянно спасала свою подругу по несчастью. И тем ужаснее было видеть ее мольбы и терзания и приговор Королевы.

Саша плакала – ей было очень жаль красивых артаи, и картина с огнем и страданиями, как и у многих, поселила сомнения в ее мыслях. А вдруг и их желания тоже недостойны сбыться?

Вдруг случилось что-то еще, Хапилена вскрикнула и чуть не выронила Сашу из рук. Кукла посмотрела туда, куда так изумленно смотрела ее хозяйка:

– Господь мой бог, не может быть. Этого просто не может быть!

Саша не понимала, чего не может быть, и, проследив за взглядом Хапилены, тоже вскрикнула.

В круге творилось непонятное: там, где только что стояла Долли, стояла уже совсем другая фигура. Пышная грудь, женственность, белые локоны волос и эта улыбка – никаких сомнений: перед изумленной артаи, которая даже не смела теперь двинуться с места, стояла еще одна Хапилена.

Саша взобралась по шарфику на шею своей хозяйки и на всякий случай покрепче обняла ее. Настоящая Хапилена была холодна как лед от развернувшейся картины, но еще больше похолодела, увидев, как та, другая Хапилена в огненном круге стала надвигаться на распластанную на траве фигуру, и каркающий глухой смех навис над помертвевшей артаи.

Вдруг кудрявая светлая голова стала вытягиваться на длинной шее, превращаясь в нечто чудовищное. Через еще какое-то время из-под юбки показался чешуйчатый хвост, а потом и вовсе юбки и платья рассыпались на монеты, и перед неподвижной жрицей извивалась гигантская кобра со страшной разинутой пастью, раздутым в ярости капюшоном и не прекращающими смеяться вертикальными полосками огромных желтых глаз.

Кто-то пытался бежать, и тогда громадные змеи настигали и, трепеща ядовитым хвостом, жадно проглатывали истерзанные страхом тела. Отбиваться было бесполезно: чудовища превосходили ростом и были стремительны, как и положено хищникам. Их огромные хвосты с ядовитым наконечником подсекали ноги жертв, скручивали их когда-то прекрасные тела, ломали им хребты и кости, а потом все это кровожадно кидалось в прорву с острыми клыками в виде кинжалов. Давясь добычей, довольные монстры медленно переваривали своих жертв.

Огромная, самая большая из всех тварь уже вожделенно тряслась, продолжая отбивать хвостом ритмы не прекращающих бить барабанов, кровожадно капая ядом, желая проглотить предводительницу. Та, словно потеряв рассудок, не отрываясь глядя в гипнотические подрагивающие зрачки огромных хищных глаз, повторяла одно и то же:

– Я другая, другая, другая… Я верю, верю, верю…

Громадина приготовилась к последнему прыжку, как вдруг в последний момент из Леса выбежала другая фигура и своей грудью закрыла замершую в страхе артаи. Кобра озадаченно отпрянула, в недовольстве растопырила ноздри, разглядывая и обнюхивая неожиданную преграду.

– Я прощаю ее, Долли. Прощаю. Прошлое больше не важно. Я забыла прошлое, Долли. Дай нам надежду на будущее.

Тварь изумленно слушала непонятные ей слова, и хвост ее нервно заерзал, не зная, с кого бы начать пир: с новой кричащей белобрысой или с уже готовой и тепленькой, лежащей на земле. Столько решимости и силы было в глазах и позе этой женщины, что на секунду тварь задумалась, что вообще редко бывает с существами этого уровня.

В этот момент Молли открыла глаза, и невидимая стена вокруг нее исчезла; она подошла к громадине и слегка дотронулась до нее; вмиг все существо монстра колыхнулось и стало похоже на мыльный пузырь. Он так же быстро рассеялся, как и появился, а уже под руку Молли вела свою сестру Долли, на глазах обретавшую свой обычный облик. И в нескольких метрах от Хапилены змеиная голова превратилась в знакомое лицо, глаза на котором по-прежнему смеялись.

– Здравствуй, Долли, – сказала Хапилена и нежно улыбнулась в ответ.

Молли и Долли тепло обняли женственную фигуру Хапилены. Ведь будь ты хоть самой великой из королев, находишься ли ты во сне или в любой из возможных реальностей, хоть даже на луне, доброе рукопожатие и приветствие еще никто не отменял.

– Подожди чуть-чуть, – сказала Молли.

– Конечно, – понимающе кивнула Хапилена.

Молли подошла к артаи, взяла ее за плечи и нежно погладила по голове; ошеломленная и мертвенно бледная, молодая женщина не могла прийти в себя. Долли же уселась у ног жрицы и стала гладить ее ступни, разминая их от оцепенения. Молли запела тонкую нежную песню на незнакомом языке, снимала тяжелые золотые браслеты с рук красавицы и оставляла их на земле, а Долли зашептала ей ласковые слова, распутывая ноги от золотых нитей и цепей. Артаи приходила в себя. Наконец Молли аккуратно подняла ее волосы, и под ее руками проступил золотой обруч, сковывающий шею, и его она опустила на землю; трава бесследно проглотила и это сокровище.

Нашептывание и заклинания, успокоительные песни и объятия давали свой результат. Красавица устало облокотилась о плечо Молли и обняла ее, тихо плача. Сейчас она совсем не походила на жрицу любви, это была просто красивая женщина, уставшая и растроганная. И Молли продолжала тихо петь свои песни на ухо, и другим было не разобрать слов, но было понятно, что песни эти посвящены Альбине.