сжимались в бессильной ярости. Желание отомстить затмевало разум. Выйдя на улицу, он пошёл в сторону сараек, где хранились дрова, в надежде укрыться там и дождаться командира, чтобы напасть на него. Он весь дрожал. Схватив увесистую деревяшку, Степан буквально прилип к щели в стене, высматривая командира. Но тот всё никак не появлялся. А мороз, между тем, крепчал, и Степан начал мёрзнуть. Вместе с теплотой тела постепенно уходила и горячность души. Через некоторое время Степан выбросил деревяшку и, опустошённый, сел прямо на снег. Осознание того, что он не в силах противостоять, изменить что-либо в сложившихся обстоятельствах, полностью сломило его. Он сидел, понуро опустив голову, и не знал, что делать. Сбежать! Это единственное, что приходило ему в голову, но как же без паспорта?

Без документов далеко ли убежишь? …Вернут, и опять детдом. Ну нет уж! Туда – ни за что! Лучше я потерплю эту су… и потом стану свободным контрактником. Заживу спокойно. Я эту гниду всё равно достану. …Дайте время!

Затаив злость, Степан поднялся и пошёл в столовую. Ребята уже допивали компот, когда он показался в дверях столовой. Командир тоже был здесь. Он сидел за своим столом и ел.

Гад, когда успел прошмыгнуть? – подумал Степа, бросив мимолётный взгляд на командира.

– Ого, Честун! Ты, как-никак, на свободе! Давай к нам! – Степан не реагировал на выкрики ребят, взяв на поднос еду, он прошёл к своему столу....

Глава 17

  На следующий день с самого раннего утра медсестра Клава начала делать уборку в процедурном кабинете. Она от души налила в воду хлорки и беспощадно натирала этим раствором каждый предмет в кабинете. Создавалось впечатление, что она пытается что-то скрыть.

– Клавдия Петровна, вы же только недавно делали генеральную уборку! Зачем же опять? Что же вы себя не жалеете? – Лёня хотел сказать, что не жалеет и его, ибо от хлорки ужасно резало в глазах, но тактично промолчал.

– Миленький ты мой, в процедурном кабинете должна быть стерильная чистота, – заботливо произнесла медсестра, и Лёня не нашёлся, что ответить на такой весьма внушительный довод, потому, лишь пожав плечами от удивления, прошёл в свою комнату на время уборки.

   После обеда в санчасть пожаловал сам командир. Он сначала прошёл к медсестре в комнату. Заглянув к женщине, не поздоровавшись, он бросил.

– Слышь, ты, тебя шеф вызывал. Иди, он ждёт. Дождавшись, когда медсестра уйдёт, командир прошёл в процедурный кабинет.

Медсестра Клава с нехорошим предчувствием робко постучала в дверь кабинета начальника лагеря.

– Николай Фёдорович, здрасьте. Вызывали? Она не торопилась войти, ожидая приглашения.

– Клава, зайди-ка. Начальник лагеря сидел за столом и что-то писал. Когда женщина зашла, он взглядом предложил ей сесть. Пару секунд они молчали.

– Я хотел у тебя, Клава, спросить про наш с тобой уговор о сотрудничестве. Помнишь такой?

– Помню, – женщина произнесла тихо, но потом сразу же, закашляла. Она почувствовала страх, и чтобы как-то с ним справиться, стала специально кашлять, чтобы потянуть время.

– Заболела, что ли? – начальник лагеря недовольно посмотрел на женщину.

– Нет. Что-то в горло попало. Я помню наш с вами договор, – женщина ответила громче и смелее.

– Если помнишь, то хорошо. Так вот, я спрашиваю. Приходил ли вчера вечером или ночью в санчасть Артист? Начальник лагеря упёрся взглядом в лицо женщины, стараясь заметить малейшее волнение в её взгляде или мимике лица, или какое-то нервное дрожание рук. Но ничего подобного он не заметил. Медсестра уже успела взять себя в руки и спокойно, сама глядя в глаза начальнику, ответила.

– Нет. Вчера было всё спокойно. Никто не приходил.

– А ты не отлучалась?

– В столовую мы с Лёней вместе ходим и вместе возвращаемся. Дверь закрываем на ключ.

Медсестра умышленно утаила новость о Коле и Сергее, которые вчера вечером пришли в санчасть и остались там на ночь. Сейчас, спасая командира, она делала его должником, что всегда в отношениях с ним было особенно выгодно.

– Значит, говоришь, Артист не приходил? Не врёшь? А то, если правда вылезет, я тебя собственными руками задушу! Командир говорил это спокойным голосом, но было не менее устрашающе.

– Нет. Не вру.

Когда командир вошёл в процедурный кабинет, Лёня как раз был там. Командир вёл себя вызывающе. Он без приглашения вошёл в кабинет и бесцеремонно стал рыскать по углам. Заглядывал буквально в каждый уголок, принюхивался, брал в руки и внимательно рассматривал каждый предмет. Лёня сразу догадался, по какому поводу обыск, и чтобы не выдать себя, предпочёл молча заниматься своими делами. Командир, между тем, подошёл к штырю капельницы. Сердце Лёни замерло: он вспомнил звук разбившегося стекла, но не помнил, чтобы крышечка от бутылки, с рванными стеклянными краями, была им выброшена. Каково же было его облегчение, когда он увидел штырь с целой бутылкой!

   Клавдия Петровна, должно быть, поменяла, ай да умничка! – с радостью подумал он о медсестре. Командир, между тем, продолжал обыск. Он заглянул и в контейнер для белья. И опять сердце Лёни замерло от страха. И там они, торопясь, забыли с Колей навести порядок. В контейнере могли быть следы крови на стенках. Но всё обошлось: похоже, и там было всё чисто.

– Что это у вас так хлоркой воняет? – брезгливо сморщив нос, произнёс командир.

   Лёня к этому времени сумел успокоиться и довольно сурово ответил.

– Вы находитесь в процедурном кабинете, где должна быть стерильная чистота, – повторил он слова медсестры. А потом, и вовсе осмелев, спросил:

– Что вы здесь ищете, товарищ командир?

  Тот ничего не ответил, а, как-то загадочно улыбаясь, вышел из кабинета. Сердце Лёни ушло в пятки, он нутром почувствовал неладное и оказался прав. Через пару секунд командир вернулся и, схватив Лёню за грудки, довольно произнёс:

– Слушай, ты, сучёнок, на кого рот открыл?! Я тебя гниду одним пальцем раздавлю! Не ответишь на мой вопрос, тут же убью. Что это? Чья это кровь! – командир махал перед носом Лёни брюками, испачканными в крови.

– А, впрочем, можешь не отвечать. Я и без тебя знаю.

   Несколько секунд Лёня молчал, понимая, что это конец, кровь на брюках была Артиста. Испачканный кровью халат он постирал сразу, но впопыхах спрятал брюки в угол за умывальник, надеясь постирать потом, и забыл про них. Но спасение пришло неожиданно: он вдруг вспомнил, что в прачечную бельё ещё не сдавали, и рубашка Коли, вся в крови, лежит в ящике для грязного белья. Грубо убрав руку командира, понимая, что уверенность в словах и действиях