Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Калеб завывает, как волк, и вновь выбрасывает ветчину в лес. Неужто он моя полная противоположность: грубый курящий идиот, который мусорит жестянками на природе? Он смеется, и смех перерастает в кашель, напоминая о респираторных проблемах старушки Арлин. Вот только она была древняя, а этому вряд ли больше восемнадцати.
– В итоге государство сплавило меня приемным родителям, – продолжает Калеб, взяв себя в руки. – Уже на вторую ночь у них мой приемный папаша по имени… – Он стучит пальцами по подбородку, явно играя на публику. Он знает имя приемного отца или же просто все выдумывает. – Реймонд, точно. Так вот, Реймонд заносит кулак, но я-то уже наученный. Хватило с меня сковородок.
Калеб опускает ложку, которой ел, и вглядывается в огонь. Глаза его пылают.
– Я зарезал этого сукина сына на его же кухне.
Клянусь, он – тень. Говорящая, жующая, курящая, бранящаяся тень.
Уолт встает, какое-то время возится вокруг, потом идет к палатке:
– Принесу одеяла.
Ненадолго мы с Калебом остаемся одни. Я избегаю зрительного контакта, пялюсь на землю.
«Не поднимай взгляд».
Шуршание Уолта из палатки смешивается с потрескиванием костра, а то – со стуком моего сердца, и дальше – с ревом крови в венах, и все смешивается, и смешивается, и смешивается…
Я поднимаю взгляд.
Сквозь умирающее пламя Калеб таращится на меня, и я вспоминаю, как гас наш старый телевизор. Папа отказывался покупать новый. Цвета в углах экрана тускнели, грозя в скорости превратить каждый фильм в черно-белый. Но больше всего мне запомнилось, что, когда этот старый телик выключали, он издавал легкий щелчок, прежде чем экран пустел. Щелчок, сметавший в небытие истории и героев, как будто их никогда не существовало.
В глазах Калеба я вижу тот старый телевизор.
Выключенный.
Словно историй и героев никогда не было.
2 сентября, поздняя ночь
Дорогая Изабель.
Мыслей на тему реальности и отчаяния вагон! Фактически они лезут со всех щелей. Объясняю: я только что познакомилась с тем, кто пугает меня до чертиков. Когда я это пишу, он спит (думаю-надюсь-молюсь) по другую сторону костра, потому я должна действовать тихо и быстро.
Дело вот в чем: этот человек напоминает мне о некогда испытанном ужасном чувстве – из тех ужасных чувств, которые могут оказаться не такими уж и плохими, как мне запомнилось. Поэтому лучше все записать, ведь это прекрасный способ все разложить по полочкам. В общем, пишу.
Три года подряд в день своего рождения я тайком убегала из дома, чтобы сходить в ретрокинотеатр с моим другом Генри Тимони. Подружились мы в библиотеке, когда заметили, что оба читаем «Парк юрского периода» Майкла Крайтона. Отношения пошли в гору, когда Генри обругал фильм за то, что мистеру Хаммонду удалось удрать с острова Нублар живым. Я, будучи рационально мыслящей пуританкой от литературы, согласилась. Но все же заметила, что все, чего фильму не хватило в плане тонких нюансов и научной достоверности, более чем компенсировали спецэффекты, операторская работа и божественный Джефф Голдблюм. Генри, будучи рационально мыслящим пуританином от кино, согласился. (Строго блюдущие киношный рейтинг родители понятия не имели, что я записала «Парк юрского периода» поверх их фильмов с Кэрол Бернетт и украдкой смотрела его годами.)
– А ты много знаешь о «Парке юрского периода» – сказал Генри. – Для девчонки.
– Я много знаю о многом, – отозвалась я. – Для кого угодно.
Генри кивнул и поправил очки, и мы быстро стали тем, кем всегда были – друзьями по умолчанию.
И вот, словно перст судьбы, в ретрокинотеатре, где (как понятно) показывались исключительно старые фильмы, в тот самый уик-энд, когда мне исполнялось одиннадцать, крутили «Парк юрского периода» Но поскольку рейтинг у фильм «13+», родители не могли меня отпустить.
Так что мы с Генри разработали надежный план.
Для начала мне полагалось улизнуть из дома после ужина, пока родители смотрят вечерние новости. У старшего брата Генри, тупого качка по имени Стив, в кинотеатре работал друг, и он согласился продать нам билеты, несмотря на возраст. А Стив должен был свозить нас туда и обратно. Меня влекло к Стиву, как может влечь ничего не понимающую, неполовозрелую девчонку. Он был красавчиком? О да. Конечно. Еще каким. Но никакая сексуальность не могла сгладить неправильное использование слова «буквально» чрезмерную увлеченность словом «бро» и совершенно непостижимое произношение слова «библиотека» Вроде: «Короче, бро, я вчера буквально помер в библотеке, когда…» Увы, в мои одиннадцать сложно было устоять перед таким потрясающим образцом мужественности.
Даже с проблемами в плане тонких нюансов и научной достоверности «Парк юрского периода» на большом экране оказался в сто раз круче, и к концу сеанса мы с Генри навсегда позабыли о критике в адрес фильма. Домой я ехала на заднем сиденье «джетты» Стива и, пока он рулил по заснеженным улицам, плавилась, наблюдая за пульсацией мышц у основания его шеи. (Да, согласна, странно, но здесь я могу быть честной – секс узнал обо мне задолго до того, как я узнала о нем.) Когда машина свернула на подъездную дорожку к моему дому, я увидела включившийся свет и поняла, что нажила проблемы. Стив и Генри на прощание пожелали мне удачи. Родители ждали на диване. Скрестив ноги. Молча. Мама поднялась и щелчком выключила телик. Думаю, подробности ни к чему. Вернувшись, я напоролась прямо на наказание.
Домашний арест. На неделю.
На двенадцатый день рождения очередной приступ непослушания привел меня в кинотеатр на «Горец 2: Оживление» (Должна заметить, что родители могли и не утруждаться с наказанием, ибо сам фильм оказался достаточной карой. Кошмар.) Затем Секси Стив отвез нас по домам, и, поскольку я была на год старше, в мыслях появились новые образы: никакого «бокс-ринг-грудь-удар» скорее «спальня-пол-грудь-обжимашки» Ну и шагнув на обледеневшую дорожку, я вообще не удивилась, что свет включен. Стив и Генри пожелали мне удачи. Я вошла и получила очередную неделю домашнего ареста.
На мой тринадцатый день рождения мы выбрали «Сияние» которое оставило меня в раздрае на несколько недель. А когда Стив повез меня домой, тринадцатилетняя я уже смотрела сквозь всю эту ерунду. И в сексуальном плане Стив для меня умер. Когда он свернул к моему дому, я приготовилась к наказанию. Сбегать тайком, как в плохом фильме, веселиться с Генри, возвращаться со Стивом и, наконец, попадаться – тогда я бы ни за что в этом не призналась, но поимка с поличным была такой же частью моих именинных традиций, как и все остальное.
Но в тот вечер свет не горел. Я вылезла из «джетты» под поздравления Стива и Генри, мол, наконец-то мне все сойдет с рук, оцепенело кивнула и вошла в дом.
Пустая комната, телевизор включен, но без звука.
