прямо как прирожденный денщик, выпалил кузнец, обрадованный тем, что не сержусь, и через полминуты принес отменного, шибающего в нос квасу.

Я выпил залпом, а хорошенький медный черпачок, явно сработанный самим кузнецом, приложил к болезненной шишке. Духу во мне прибавилось

– Что ж вы со мной делать-то собирались, расскажи-ка, – вопросил я, уже представляя себе с улыбкой, как бы и куда они меня «оттащили».

– Да думали в ночь к нашим воинам отнести да рассказать о хранцах… Не взыщите, ваше благородие. Думали, что важный хранц по всему виду, – опустив голову, доложил кузнец.

– Значит, взяли бы «языка» и принесли в доказательство, – усмехнулся я. – Очень дельно. Так ведь не близко же наши части.

– Управились бы, – так решительно и уверенно отвечал кузнец, что зла на него более никакого держать было невозможно.

– Были бы вы солдатами, дали бы вам награду – медаль, – весело похлопал я кузнеца по плечу и хотел было добавить: «а за промашку – розог», но не стал смущать молодца вновь.

– Так мы ж не за медаль, – виновато отвечал кузнец, чем еще более восхитил меня.

– Ну веди меня на свет Божий, там виднее станет, что нам дальше делать, – велел я.

– Да тут вот прямиком, не ошибетесь, ваше благородие, – указал дорогу кузнец.

Я решительно шагнул из темного узилища и… вновь остолбенел.

– А сей кто таков?! – вырвалось у меня невольно при виде столь диковинного персонажа, молчаливо привалившегося к бревенчатой стене.

– Лыцарь, – смущенно отвечал кузнец.

Я и сам видел, что «лыцарь». Тот самый нобиль, что почудился мне пред потерею чувств древним призраком! Полный рыцарский доспех, богатый и попросту роскошный, подогнанный во всех частях, где нужно начищенный и отшлифованный до зеркальной чистоты, поблескивал выпуклостями своими в редких лучах солнца, добиравшихся снаружи в сие явно потайное место. Не хватало только плюмажа, а так хоть сейчас облачайся и – на рыцарский турнир ради благожелательного взгляда Прекрасной Дамы! Видал я сих молчаливых свидетелей давно ушедшей эпохи Сида Кампеадора и Ричарда Львиное Сердце в иных богатых домах, но чтобы сей гордый «лыцарь» стоял не напоказ, а таился в кузне посреди чащобы, такого и вообразить нельзя было!

– И откуда у тебя сей железный маркиз? – вопросил я… и догадался прежде, чем кузнец решился поднять взор и ответить: – Неужто сам сковал?!

– Собственными вот сими руками, ваше благородие, – робко улыбнулся кузнец и, кажется, покраснел.

– А по какому же образцу?

– В книжке подсмотрел…

– Владелец усадьбы заказывал тебе?

– Никак нет, – ответил кузнец и вновь потупился.

– Неужто Полина Аристарховна?! – изумился я, тотчас себе представив, как решительная от роду молодая хозяйка, начитавшись романов о старинной жизни, вознамерилась немедля воплотить в жизнь воображаемые ею картины.

– Никак нет, – мотнул головою кузнец. – Сам дерзнул…

– А тут что еще за диковина?! – поразился я еще одному предмету, который сразу не приметил.

Похож оный был на небольшую пищаль, эдакое орудие-игрушку.

– Пищаль, ваше благородие, – подтвердил мою догадку кузнец. – Креплю к наручу брони.

– Рыцарь с пушкой! – обомлел я. – Так то ж не рыцарь уж, а орудие самоходное… Эх, Пашка, поздно ты на свет родился! Ты бы в старинное время всех рыцарей победил, и трубадуры про тебя песни бы по всему свету распевали.

Пашка уразумел мою похвалу по-своему, поднял на меня глаза и взмолился:

– Ваше благородие! Христом Богом молю: не открывайте моей тайны. Ни барину, ни барышне! Никому! Сей лыцарь есть тайна всей моей жизни!

Что за место было сие Веледниково! Здесь всякий мог похвалиться необыкновенной тайной «всей своей жизни»! Много позже, сделав выводы из рассказов самой Полины Аристарховны, представил я себе «житие» молодого кузнеца. Оказалось, то он сам, а вовсе не молодая и деловитая хозяйка, начитался до одури старинных романов про подвиги «лыцарей» во имя Прекрасной Дамы. И что же! Он вообразил себя ни кем иным как куртуазным рыцарем, коему суждено прославлять имя своей госпожи. Кузнец Пашка был не только беззаветно предан своей госпоже, но и, как можно было теперь легко догадаться, без ума в нее влюблен. И тайна сия была почище тайны «железного маркиза», прятавшегося в черной, закопченной кузне. Кузнец мечтал себя славным «лыцарем», побеждающим соперников на турнире в виду своей Прекрасной Дамы. И как видим, грезил не то чтобы совсем бесплодно. Блестящий доспех был уже готов! Оставалось найти доброго коня, замок и турнир. Впрочем, покажись он сейчас в сем ослепительном доспехе на глаза молодой госпоже… и при пищали, так, пожалуй, впечатление мог бы произвести на нее не меньшее, нежели свалив противника на турнире.

– Значит, готовишь Полине Аристарховне сюрприз… или ее батюшке, – поддержал я затею кузнеца, в ту минуту полагая в доспехе лишь удивительный подарок.

Кузнец вжал голову в плечи: слово «сюрприз» его напугало изрядно.

– Неожиданный и приятный подарок… – перевел я.

– Ежели оказия придется… – совсем застыдился он.

– Плюмажа не хватает для парада… Перьев. А так положительно прекрасно.

– Штраусовые надобны, никакие иные, – со знанием дела пробурчал кузнец. – Где ж их взять-то?

– Коли, опять же, оказия придется, сам тебе их привезу вместо медали, – пообещал я: мне нужно было теперь вдохнуть в кузнеца решимость на настоящие великие дела, а не на мечтательные рыцарские игрища.

– По гроб жизни обязан буду, ваше благородие! – и впрямь, как от огнива весь воспламенился кузнец. – Я и сабельки славные ковать умею. Могу вам такую выковать – загляденье!

– Всему свое время, – весомо сказал я. – А нынче время тебе для настоящего подвига. Притом подвига куда менее трудного, нежели тот, что ты уже раз затеял, подкараулив тут меня. Я ведь не из праздного любопытства искал кузню и тебя самого… да попался в ловушку. Сейчас я допишу донесение и пошлю тебя с ним в наше расположение. Бумажку, чай, легче и быстрее донести, нежели человечье тело пяти пудов. Живо и управишься. Только вот допишу. Грифель со мною, в минуту закончу.

Кузнец вперился в меня и будто хотел дырки во мне просверлить взором.

– Ваше благородие, никак сейчас не можно! Только когда смеркнется и хранцы, даст