Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Они и так мирные. И капитан их добряк… и пьян уже совершенно. Я сам прослежу за неприятелем, – с некоторым недоумением сказал я, не веря, что кузнец так живо остыл к настоящим подвигам, попав впросак с «языком».
– Так нет уж никакого капитана, – огорошил меня кузнец. – Приказ какой-то подоспел, и подались дальше они. А на их место успели уж иные наступить. Ентих поменьше будет, но злые они. Вороватые черти! Их начальник-то успел нашу барышню обидеть, так тот другой, оставшийся хранц, вступился и страху один против всех навел… Я бы сразу того начальника убил, кабы та обида на моих глазах приключилась.
Я слушал кузнеца и весь холодел: какие важные и опасные события я пропустил, отлеживаясь тут в холодке да тени на мягком сене. Как теперь мне оправдаться?!
А кузнец продолжал:
– Покуда там немного улеглось, мы сюда с братом и поспешили… а что поспешили… только гадать, что с вами делать при новой-то беде. Добро, что само разрешилось. А тепереча сам Бог велел обратно податься да хозяев при случае оборонить, ежели что…
Стыд заливал мою душу: меня не оказалось при Полине Аристарховне, возможно, в самую трудную минуту… а вот Евгений оказался как раз на месте! Теперь все лавры – ему! Да что лавры, будь они прокляты, разве на них свет клином сошелся?!
– Живо веди меня в дом! – скомандовал я и едва не бегом выбрался на свет.
Кузнец с братом едва поспевали за мной и по пути срывали с меня приставшие к помятому мундиру соломинки и сухие травинки.
Солнце перевалило уж из зенита на западный склон небосвода.
– Сколько ж времени я тут у тебя, разбойник, провалялся без дела?! – рявкнул я на кузнеца, не в силах сдержать чувства. – Который час уже?
– За полдень будет, – виновато отвечал кузнец.
Тут только вспомнил я о своем брегете, отцовом презенте мне на совершеннолетие, коим я гордился и берег, как зеницу ока. Судорожно сунул я пальцы в потайной кармашек, сделанный особо и вздохнул с облегчением… и куда большим уважением проникся к кузнецу. Вынул часики, откинул крышку, глянул: ба! уж скоро три пополудни! Выходит, я больше отсыпался от крепкой настойки, нежели контуженным без чувств и смысла валялся на сене!
Я чуть не застонал… Но стоном делу не поможешь – надо было безотлагательно придумать новую, еще более неслыханную сказку, дабы поразить ею вожака новой орды завоевателей.
– И не забудьте оба, что отныне я опять хранц, французский офицер, – предупредил я молодцов на ходу. – Полине Аристарховне пока ни слова! Не то большой беды и вовсе не оберешься!
– Как мертвые, молчать будем, ваше благородие! – заверил кузнец.
– А вот сие рановато, вы пока живые нужны для разумных подвигов! – строго предупредил я.
Шагов за сотню до усадьбы я велел им отстать, а сам решительно вошел в одну из служб, дабы чрез нее во внутренний двор столь же решительно вступить. И надо ж тому совпасть: опять вижу француза, молодого прощелыгу, только в форме иной, конноегерской, и оный опять до той же уздечки наборной как раз добрался, которая не пойми как в стороне от конюшни здесь болталась.
– На место повесь! – рявкнул я.
Тот, в полусумраке не разобравшись, на кого попал, буркнул бранное словечко в ответ. Ах, с каким наслаждением двинул я его в морду. Он треснулся в стену, съехал по ней, но уздечку не выпустил… и даже новую угрозу пообещал. Сил во мне взялось – коня свалить, а не то что какого-то мародера. Двинул я ему еще раз, за ворот схватил и выволок на свет, во внутренний двор, бросил на землю и вновь велел оставить то, что плохо ли, хорошо ли, но висело на месте.
Егерь, как говорится, глаза разинул, в ошеломлении шарахнулся прочь и… встал столбом, глазея на меня. Случившиеся во дворе однополчане его тоже оцепенели, обратив взоры в мою сторону.
Что ж, вызов был брошен…
Вообрази, любезный читатель, немую сцену. Все замерло вокруг. Внезапное явление императорского порученца в сих декорациях сравнимо было с явлением тени отца Амлета, принца датского. Будто мертвец пришел с того света поглядеть воочию, что за пришлая сволочь заполонила его замок.
Сразу приметил я, что конных егерей много меньше было, нежели ранее гусар. Небольшая партия – ружей двадцать, не более. Да что «ружей» – мародерами они все и смотрелись! Впрочем, что с ними делать и как справляться, в голову мне пока не приходило.
С уздечкою тоже надо было делать что-то, не бросать же. Я поднял ее, как свою, и, пока собирал, еще раз огляделся с осторожностью. Оказалось, зрители есть и в бельэтаже, и на балконах.
Некий чернявый, носатый офицер с густыми темными усами глядел на меня из окна второго этажа, не подходя вплотную к стеклу. В нем я тотчас угадал командира новой неприятельской партии, нагрянувшей в Веледниково… К другим, нижним окнам вплотную то там, то сям прильнула прислуга. Полины Аристарховны я не увидал, а если бы и увидал, то, признаюсь, не знал бы, как при встрече наших взоров повести себя вернее. И, поверишь ли, любезный читатель, я, право, искренне обрадовался, когда внезапно встретился взглядом с Евгением! Да и тот как будто был мне рад. Он сделал мне сквозь окно знак, по коему можно было судить, что он ищет немедленной встречи со мною.
Я рассудил, что самое верное теперь – не торопясь и ни на кого не обращая внимания, идти прямиком в дом… как к себе домой.
Когда я поднимался по ступеням крыльца, Евгений уже встречал меня в дверях: воистину наша новая встреча нужна была ему больше, чем мне, и сие обстоятельство вселило во мне уверенность.
– Александр, какими судьбами? – необычайно громко возгласил он, как бы даже раскрывая навстречу объятия: то, без сомнения, была необходимая тактика.
– Надеюсь, что – лишь волею Провидения, Эжен! – отвечал я.
Подойдя на два шага, он заговорил уже на два тона ниже, но не пряча улыбки:
– А капитан Фрежак едва не божился, что отослал вас прямиком к императору с важным донесением, – сообщил он полушутя, полувсерьез.
– Капитан заснул, когда я покинул его. Возможно, ему приснилось его важное поручение…