Кофа так похоже меня изобразил, что я рассмеялся.

– Ладно, крыть нечем. Раз так, слежка за вами, я и пытаться не стану.

– Рад, что с тобой по-прежнему легко договориться, – улыбнулся сэр Кофа. – Не беспокойся, я не стану затягивать. По моим расчетам, буквально послезавтра я снова буду более-менее свободен и смогу заниматься всякой ерундой.

Он ушел, а я вернулся в трактир. И сразу же угодил в поле зрения нашего непонятно в чем подозреваемого. В смысле Ди.

Дама, с которой он играл, как раз встала, собираясь уходить, а Ди явно хотелось продолжения.

– А давайте я научу вас играть в «Злик-и-злак»? – предложил он.

Сперва я хотел отказаться, но вовремя сообразил, что это та самая загадочная чирухтская игра, которую притащила в дом Базилио с намерением соблазнить ею вечно занятого Короля. А значит, рано или поздно это счастье обрушится на меня. В один прекрасный вечер, когда я приду домой с целью запереться в башне и отдохнуть там от всего Мира сразу, а Базилио перехватит меня на пороге, посмотрит этим своим фирменным печальным взором, способным растопить любое сердце, и с неубедительным безразличием спросит, не хочу ли я совершенно случайно изучить правила одной занимательной новой игры? Это, конечно, необязательно, но вдруг мне как раз нечем заняться?

И я, как всегда, сдамся почти без боя.

Поэтому лучше уж научиться заранее. Проще будет потом примириться с неизбежным. Да и позориться, как с головоломками, лишний раз не придется.

– Давайте, – обреченно сказал я.

И, как ни удивительно, ни капли об этом не пожалел.

Игра оказалась необыкновенно захватывающей. Даже не ожидал.

Штука в том, что у каждого игрока в «Злик-и-злак» не одна фишка, а от четырех до дюжины – их количество всякий раз специально оговаривается перед началом игры. Считается, что чем больше фишек, тем сложнее игра, но по моему опыту, это далеко не всегда так. Каждой фишке соответствуют два кубика; один из них показывает, сколько ходов можно сделать вперед, второй – на сколько придется отступить назад, но в некоторых случаях это можно изменить по своему усмотрению. Игрок кидает все кубики одновременно и может передавать ходы одних своих фишек другим, когда это кажется ему стратегически выгодным. Смысл игры состоит в том, что фишки обоих игроков добираются по клеткам к заветной цели, по дороге убивая, задерживая или, наоборот, подгоняя друг друга. То есть когда фишка попадает на клетку, где уже стоит чужая, игроки кидают специальный спорный кубик, грани которого раскрашены в разные цвета; таким образом, становится ясно, что именно произошло при встрече. И когда подобным образом сталкиваются фишки, принадлежащие одному игроку, они при определенных обстоятельствах тоже могут оказаться «убитыми», а их владелец – проигравшим всю партию, как бы хорошо ни складывались его дела до рокового момента. Таким образом, каждый играет не только с другими, но и с самим собой. И сам для себя – самый страшный враг и главный соперник.

Таковы правила игры в «Злик-и-злак» – в самых общих чертах. Именно такие игры – неспешные и одновременно драматичные – мне обычно и нравятся. Особенно если в них хоть как-то задействованы кубики, потому что кидать кубики я люблю больше всего на свете. Так сильно, что никогда не жульничаю. В смысле не колдую, принуждая их упасть выгодным мне образом. Я не такой дурак, чтобы гнать из игры самого важного партнера – судьбу.

Я довольно быстро освоился с правилами, и уже четверть часа спустя, подкидывая разноцветный спорный кубик, азартно кричал: «Злик-злак, мой лиловый, тебе конец!» – или наоборот, с досадой признавал: «Злок-йок, не мой, а красный, беги дальше, счастливчик». Так что леди Меламори стоило большого труда увести меня домой, где я, впрочем, не утихомирился, а тут же послал Базилио за ее игровым набором, и всем моим домашним, включая говорящего пса Дримарондо, пришлось несладко.

Поначалу моя культурная экспансия выглядела как типичное домашнее насилие, однако мои беспомощные жертвы быстро вошли во вкус и, надо сказать, лихо меня обыграли; впрочем, в следующей партии я с ними знатно поквитался. Азартная Меламори была близка к тому, чтобы затеять драку, но своевременно влетевший в окно короб с дюжиной сортов мороженого из трактира на Площади Побед Гурига Седьмого примирил ее не только с поражением, но и с фактом моего существования в целом.

Мы играли, пока Меламори и Дримарондо не уснули прямо на ковре в гостиной. Вообще-то с меня сталось бы их разбудить, насильственно напоить бальзамом Кахара и продолжить игру, но Базилио не позволила. Она у нас великий гуманист, как и положено настоящему чудовищу. Впрочем, подозреваю, бедняга и сама уже с ног валилась. Один я в этом доме стойкий боец.

Оставшись в одиночестве посреди всего этого сонного царства, я внезапно осознал, что так и не расспросил Ди о его родственниках. Хотя за игрой найти повод было довольно просто: «Вы, наверное, дома каждый вечер в «Злик-и-злак» играли? А сколько народу собиралось за столом? У вас большая семья? Ого, повезло, было с кем поиграть! А где они все сейчас?» – что может быть естественней подобной болтовни? Но я почему-то даже не заикнулся. Совершенно на меня не похоже. И на азарт не спишешь. По крайней мере, до сих пор он никогда не лишал меня разума.

«Ладно, – сказал себе я, – значит, завтра. Боюсь, пока мы с Ди недостаточно близкие друзья, чтобы будить его среди ночи предложением непринужденно поболтать о семейных делах. Что на самом деле досадно: сна у меня ни в одном глазу. И, похоже, пока не предвидится. Самое время кого-нибудь разбудить».

Ну, строго говоря, в этом Мире есть только один человек, которого я могу разбудить в любое время суток, не рискуя нажить в его лице лютого врага. С него еще и обрадоваться станется. Но именно его будить всегда жалко. Сэр Шурф и так практически никогда не спит.

С другой стороны, это означает, что вот прямо сейчас он тоже скорее всего бодрствует. Какие-то несчастные два часа после полуночи, детское время, какой вообще может быть сон?!

Размышляя обо всем этом, я как-то незаметно преодолел сто двадцать восемь ступенек и добрался до башни. А оттуда, недолго думая, вылез на крышу – единственное место в Мире, где я бываю счастлив вне зависимости от обстоятельств. То есть вообще всегда.

У крыши Мохнатого Дома есть только один серьезный недостаток: всякий раз, увидев открывающуюся оттуда панораму Старого Города, я начинаю всерьез подозревать, что все-таки умер и попал в рай. Не то чтобы я против, но это было бы неописуемым свинством по отношению к оставшимся в живых.

Но сегодня сомнения меня не терзали. Вряд ли в настоящем раю леди Меламори стала бы угрожать мне скорым отъездом в Арварох. И, кстати, в «Злик-и-злак» я бы ей три раза кряду не продул. Тем, собственно, и хороши житейские драмы: пока они происходят, можешь быть уверен, что жив. Иного смысла лично я в них не вижу. И совершенно не верю, будто они идут нам на пользу. Все, что меня не убивает, просто портит мне характер, как-то так.

Посидев на крыше четверть часа, я окончательно изгнал из своего сердца милосердие и послал зов Шурфу, рассудив, что, если он все-таки спит, никто не помешает ему послать меня подальше и перевернуться на другой бок. Лично я именно так и поступил бы.