– Уже четвертый день, – сказал Ди. – Надо было сразу ее к вам везти, но мы совсем недавно поселились в Ехо и не знали, есть ли тут люди, которые лечат птиц.

– Нас, к сожалению, действительно очень мало, – сказал знахарь. – Я и двое коллег, но Йоки Лур пока недостаточно опытен, а сэр Авада Убрайкис совсем старик и слишком быстро устает от пациентов. Поэтому хорошо, что вас прислали именно ко мне. Однако удивительно, как смирно ведет себя ваша питомица! Вы колдовали, чтобы ее приручить?

– Ну что вы, – улыбнулся Ди. И смущенно добавил: – Мы пока не умеем. У нас, в Урдере, вашей магии не обучишься.

– Тем более удивительно, – покачал головой Иренсо Сумакей. – Ладно, идемте в кабинет. Посмотрим, чем я могу помочь. Но если можно, не все вместе, а только птица…

– Скрюух, – подсказал Кадди. – Мы ее так назвали.

– Вижу тебя как наяву, – вежливо сказал птице знахарь.

Без тени улыбки. Все бы так.

– А можно я тоже пойду? – спросил повар. – Скрюух не любит надолго со мной расставаться.

– Тогда не можно, а нужно. Важно, чтобы она была спокойна.

Знахарь повернулся, чтобы войти в дом, но его остановила Иш.

– А можно мы пока немножко погуляем по саду? – спросила она.

Иренсо Сумакей задумался. Оглядел нас всех очень внимательно, словно бы прикидывая, можно ли нам доверять. Наконец кивнул:

– Погуляйте. Насколько я разбираюсь в людях, никто из вас не выглядит угрожающе с точки зрения животных. А вас, сэр Макс, я бы, пожалуй, согласился взять в помощники, – добавил он.

Неожиданно, но в общем понятно почему. К этому моменту я уже был с ног до головы облеплен разнообразным зверьем. Одна серебристая лисичка удобно устроилась у меня на руках, другая балансировала на плече, белый кот спустился с крыльца и улегся на мою ногу, крошечная собачка восторженно прыгала вокруг второй. В кармане лоохи что-то деловито копошилось – я подозревал, что одна из пестрых птичек решила попробовать свить там гнездо; по восхищенным взглядам Иш и Базилио я догадывался, что на голове у меня сидела целая стая. Только коза пока держалась на безопасном расстоянии, но и она сверлила меня влюбленными глазами, явно намереваясь познакомиться поближе и сказать мне все утешительные слова, которым успела научиться за годы пребывания рядом с людьми. Говорю же, зверье меня почему-то любит. Понятия не имею, за какие достоинства.

Поэтому прогулка по саду знахаря у меня получилась, мягко говоря, неспешная. Спутники мои давно разбежались в разные стороны, а я еще несколько минут объяснялся с котом. Говорил ему, что прекрасней его нет никого в Мире, и я был бы счастлив, если бы такая красота всю жизнь пролежала на моей ноге, но беда в том, что именно в данный момент у меня появилось непреодолимое желание сделать несколько шагов. А таким совершенным существам, как коты, следует быть снисходительными к человеческим слабостям. И время от времени давать нам погулять.

В какой-то момент коту наскучило слушать мое нытье, и он меня отпустил. Но отправился следом, с таким строгим видом, что любому дураку стало бы ясно: я освобожден условно. Пока, так и быть, погуляй под надзором, а там поглядим.

Чиффа, сидевшая у меня на плече, фыркнула от неожиданности и покрепче вцепилась когтями в мое лоохи. Ее подружка, сидевшая у меня на руках, тревожно завозилась, прикидывая, не собираюсь ли я унести ее с собой неведомо куда. Крошечный пес умчался вдаль, оглашая окрестности писком, условно похожим на лай. Птица, уютно устроившаяся в моем кармане, вылетела оттуда и принялась кружить над моей головой, страшно ругаясь на своем птичьем языке: «Я думала, ты тут теперь всю жизнь стоять будешь, а ты-и-и-и-и! Так меня подвел! Ну вот куда тебя понесло? Чего ты там не видел?»

Ну, честно говоря, много чего.

Сад знахаря Иренсо Сумакея оказался для меня еще одной вариацией на тему рая, возможно даже более соблазнительной, чем крыша Мохнатого дома, а ведь до сих пор я был уверен, что мою крышу ничто не затмит. Но этот огромный запущенный сад со следами былой ухоженности, где, не дожидаясь окончания зимы, начали понемногу расцветать плодовые деревья, из земли пробивалась молодая трава всех оттенков синего и зеленого цвета, среди древесных корней грелись на солнце ежи и примкнувший к ним муримахский заяц с большими круглыми ушами, а в зарослях вечнозеленых душистых кустарников щебетали разнокалиберные птицы, пленил мое сердце раз и навсегда.

Я хотел догнать своих спутников, но передумал, внезапно почувствовав, что очень устал. Обычное дело: если мне не дать выспаться, но при этом не загрузить делами, я тут же начинаю клевать носом. И лучшее, что можно сделать в такой ситуации – разрешить себе спокойно подремать хотя бы четверть часа. Обычно этого оказывается достаточно, чтобы распрекрасно жить дальше. Еще, конечно, можно просто хлебнуть бальзама Кахара, но фляжку с ним я вечно забываю положить в карман, тут уж ничего не поделаешь.

В общем, я выбрал укромное местечко под приземистым раскидистым деревом, на ветвях которого пожухшая прошлогодняя листва удивительным образом соседствовала с готовыми распуститься свежими почками, улегся на мягкую сухую траву, согретую солнцем, закрыл глаза, лениво подумал: «Ни фига себе, как мы хорошо живем – еще зима не закончилась, а уже на земле можно валяться», – и задремал. Сопровождавшие меня лисички немного повозились, устраиваясь рядом, но потом передумали и убежали, по крайней мере, я перестал ощущать их присутствие. Кот, видимо, тоже ушел, и совершенно напрасно, именно сейчас я был совсем не прочь пригреть его на груди. Впрочем, ладно, и так неплохо. В смысле очень хорошо.

Удивительное дело, засыпал я вполне счастливым, а проснулся через несколько минут от горя. Именно так, проснулся от горя, словно оно было звонком будильника или зубной болью. Такое острое, что ни воем, ни криком от него не отвяжешься. Оно сильней.

Спросонок я не понял, что происходит, схватившись за сердце, стал вспоминать, что случилось, кто из моих близких умер? Или вообще все? Или умер я сам, а теперь не могу воскреснуть и вернуться к ним? Или не умер, но вернуться все равно не могу? Господи боже мой, да что творится вообще?

Хвала Магистрам, затмение продолжалось буквально секунду, а потом я проснулся окончательно, вспомнил, как попал в этот сад, произвел ревизию своих житейских драм, понял, что стать причиной столь острого горя они не смогли бы даже при умножении на десять – у нас все живы, целы и даже более-менее в своем уме, с остальным как-нибудь разберемся.

А потом я наконец осознал, что горе – не мое. Чужое. Просто такое сильное, что выплеснулось через край и затопило всех, кто оказался рядом. То есть меня. Не стоит все-таки ложиться спать в незнакомых местах, когда я уже это усвою, а.

Я внимательно огляделся по сторонам. Никаких страдальцев поблизости не обнаружилось. Сад по-прежнему выглядел райским уголком, и набухшие почки на древесных ветвях никуда не подевались, и по-весеннему сияющее перламутровое небо, и молодая трава.

Чего только не примерещится спросонок, – сердито подумал я. И велел себе выбросить неприятное пробуждение из головы. Не то чтобы я всегда себя слушался, но не оставляю надежды, что однажды это сработает. Когда-нибудь.