— Но это же… это принесет нам победу и при втрое большем преимуществе врага, — ошарашенно проговорил он. — Не нужно даже перекрывать выход из устья Яньмыньгуаня полностью, — он вскочил из-за стола, схватил кисть для письма, и лихорадочными мазками принялся рисовать прямо на большой карте, висящей на стойке у стены шатра. — Вот здесь и здесь можно оставить немного свободного пространства. Копейщики и алебардисты, стоящие за этими невидимыми стенами, соберут кровавую жатву, попросту нанося удары в сторону врага! — он отбросил кисточку, и расхохотался, держась за голову.

— Если твои младшие и вправду сумеют выстроить эту чудесную крепость, вот тебе мое слово, Шэчи — имя секты Сяояо прославится в веках, — проговорил он, тяжело дыша, и возбужденно блестя глазами.

— Не сомневайтесь в моих соучениках, господин генерал, — важно ответил юноша, и обратился к Кан Гуанлину:

— Что вам понадобится для постройки массива?

— Об этом лучше расскажет Фэн-Третий, — кивнул тот в сторону мужчины с линейкой.

— Прежде всего, самые обычные доски и гвозди, — сухим тоном заговорил Чудесный Ремесленник. — Около двух сотен цзиней гвоздей, и около тысячи досок в один бу длиной и три цуня[5] шириной. Затем, нужны травы, что легко найти в закромах целителей — дягиль, жимолость, шиповник…

— Погодите, погодите, — поднял ладони Хань Гочжун, все еще растерянный и счастливо улыбающийся. — Эти и прочие нужды вы изложите моему походному сыма, Лу Хуэйгуану. Вы найдете его на южной стороне лагеря, в большой складской палатке. Он выдаст вам все, что только понадобится. Сейчас, — он зашарил на столе в поисках бумаги, и раздраженно выругался, не найдя ни единого чистого листка. — Дайте-ка свою ладонь, господин Кан, — попросил он старшего ученика Су Синхэ. Тот, удивленно приподняв бровь, протянул руку. Хань Гочжун, подняв с пола кисть, обмакнул ее в тушечницу, и размашисто расписался прямо на сухой руке мужчины. Кан Гуанлин растерянно заморгал, глядя на блестящий чернилами иероглиф «хань» на своей ладони.

— Хуэйгуан прекрасно знает мой почерк, — с легкой улыбкой промолвил полководец, — и мои привычки. Для него, эта закорючка запросто заменит официальный документ с подписью и печатью. Главное, не размажьте подпись, пока не получите все нужное — эта тушь не очень качественна, — мужчина с цинем ошарашенно покивал, и, держа руку на отлете, двинулся к выходу. За ним, откланявшись, потянулись его младшие.

— Замечательно, просто замечательно, — довольно промолвил Хань Гочжун, чудесным образом преисполнившийся бодрости, и ничуть не напоминающий себя получасовой давности, усталого и печального. — Клянусь небом, каждое мое знакомство с учениками секты Сяояо — словно встреча тигра и дракона в бурю. А теперь, — он воодушевленно потер руки, — давайте поговорим о том, что мы сделаем с войском Елюй Нелугу при помощи замечательного массива, который построят младшие Шэчи. Примерный план я уже представляю…

— Подождите, — перебил его Цяо Фэн, вставая со своего места. — Не будем забывать о трех сильных врагах, каждый из которых стоит большого отряда. Мужун Фу, Дуань Яньцин, и Дин Чуньцю. Даже если все войско принца Чу поляжет, эти трое и сами по себе могут доставить нам много неприятностей. Нужно решить, что делать с ними.

— Мы с женой с радостью заберем жизнь любого из этих мерзавцев, — предвкушающе улыбнулся Инь Шэчи. Му Ваньцин кивнула, соглашаясь с мужем. — Я бы предпочел снять голову со Старика Синсю, но мы можем взять на себя хоть дурную кровь Дуаней, хоть знаменитого господина Мужуна.

— У меня к Мужун Фу есть разговор, — с преувеличенным спокойствием промолвил Дуань Юй. — Он зарезал мать моей невесты. Нам с ним будет, что обсудить.

— Пожалуй, ты лучше других сможешь потягаться с ним в скорости, братец Юй, — покивал глава нищих. — Значит, Переполненный Злом — мой.

— Если будет такая возможность, не убивай его, брат Цяо, — попросил юный далисец. — Он — мой родич, и должен предстать перед справедливым судом.

— Ничего не могу обещать, братец, — с сомневающейся полуулыбкой ответил Цяо Фэн. — Но я попытаюсь взять его в плен.

— Что ж, с этим — решили, — нетерпеливо проговорил генерал Хань. — Вернемся к расстановке войск. Для начала, обсудим Клан Нищих…

* * *

Позже, когда все важные разговоры завершились, план на битву был обговорен и утвержден, а участники военного совета разошлись по своим делам, Инь Шэчи также решил выполнить одну задачу первостепенной важности. Оставив жену в их шатре, он посетил походного сыма Лу Хуэйгуана, и ненадолго отвлёк его от увлечённого спора с Фэном-Третим. Некоторое количество серебра перекочевало из рук юноши в кошелек военного чиновника, и взамен, тот любезно одарил Шэчи коробом со свежими фруктами, сладостями, и кувшином отличного белого вина из Лучжоу. Вежливо распрощавшись с Лу Хуэйгуаном и младшими, Инь Шэчи зашёл за женой, и они направили свои стопы к одному из холмов за пределами лагеря, где юноша давно уже приметил отличное место для отдыха на лоне природы.

Избранную Шэчи возвышенность покрывала мягкая зелёная трава, не успевшая высохнуть по осеннему времени. Ничто не заслоняло молодой паре вид на багровый закат, озаряющий горные вершины далёким заревом. Удобная валежина послужила им сидением, а вино и закуски согрели их сердца, и заставили волнения и тревоги военных дней ненадолго отступить.

— Прекрасен вид на хэншаньские горы, но много прекраснее твой милый лик, чья прелесть затмевает любое творение богов, моя ненаглядная жена, — задумчиво промолвил Инь Шэчи, убирая опустевшую рюмку. Юноша взял руку Ваньцин в свои, и, бережно сняв перчатку с ладони девушки, коснулся губами ее тонких пальцев.

— Благ и приятен солнечный свет, но мне милее сияние твоих чудных очей, любимая жена, — ласково продолжил он, касаясь щеки девушки. — Солнце во много раз уступает им в красоте, а их благосклонный взгляд согревает мою душу лучше, чем самое жаркое светило, — Му Ваньцин молча слушала, чуть улыбаясь, и неотрывно глядя на мужа.

— Нежно касается моего лица сегодняшний тихий ветер, но много нежнее и приятнее — твои прикосновения, моя великолепная богиня, моя любовь, прекраснейшая из живущих, — тихо промолвил юноша, наклонясь к Ваньцин, и поцеловал ее ждущие уста.

Они ненадолго потеряли себя в ласках друг друга, забыв о былых невзгодах и предстоящих трудностях, и наслаждаясь искренним,