не мог долго мириться с таким вот раскладом. Поэтому он точно также отодвинул Гелию в более дальний угол своей жизненной сцены и развлекался с теми, кто и висли на его шее.

Он попытался вглядеться в глаза танцовщицы, чтобы рассмотреть там осколки былых крушений, следы пережитых утрат и оставленную взвесь едких страданий.

Она не отвела взгляда, странного, прямого и ускользающего одновременно. Сложные были у неё глаза. Эта юная женщина за прозрачным слоем лицедейского сияния скрывала тёмную и подлинную жизнь, которую прячут не потому, что она преступна, а чтобы через усилие над собой внушить себе, что её никогда не было. Там всё было плохо и страшно, и она боялась, что угашенная в прошлом боль вернётся, оседлав уже будущие события. Потому и старалась всеми силами жить бездумно, удобно, весело, сладко, без напряга, желая только одного, застраховаться от бедствий, сокрушающих красоту и здоровье. Мечта обывательницы, ради которой она и от души бы отказалась.

— Ну что? — спросил он у Гелии, — едем купаться? — Отодвинул кресло от Азиры и придвинул его к Гелии, сел и уткнулся в её ухо. — Будем только ласкаться, как тогда в горах, когда ты была совсем девчонкой. Я и так буду счастлив с тобой.

— Холодно, — ответила она, — и не люблю я тёмной воды. Всё изменилось, Рудольф. А ты как наивный мальчик хочешь повторить то, что неповторимо.

— А ведь ревновала!

— Когда?

— Тогда. Боялась, что я тебя оставлю.

— Ты о Нэе?

Имя было произнесено. Азира чуткими ушами впитывала в себя их шушуканье, что-то понимая, а что-то домысливая на свой лад.

— Я не могу любить человека, который не понимает, что такое верность. Как может быть любовь без верности? Это что-то другое. И для этого другого есть и другое название. Не любовь. И этой нелюбви всё равно, кто рядом, я или кто-то ещё…

— Ты с кем разговариваешь сейчас? — спросил он. — Не с призраком ли Нэиля, которого вы совместно сюда вызвали?

Гелия ушла первой. Они с Азирой ушли следом. Ему уже не хотелось ни еды, ни играться с тою, кого ему предложили, как ту же еду голодному бродяге. Где-то в зарослях он услышал вдруг знакомый голос. Ифиса? Когда они проходили мимо, она полыхнула на Азиру подкрашенными гневными глазами, как зверь, затаившийся для броска. Рудольф слегка опешил от страсти Ифисы, ничуть не остуженной его пренебрежением к ней. Обычно она, тонкая и опытная лицедейка, умело скрывала свои чувства. В доме у Гелии она вела себя как давно привычный родственник, который лишний раз и не взглянет в лицо домочадца. В шумной компании она сидела в несомненном личном одиночестве, несколько в стороне. Или была никому не интересна, или её не увлекал никто из присутствующих. Их глаза встретились, и Ифиса подалась вперёд. Привстала, но вставать раздумала, после чего отвернулась.

Азира прекрасно уловила, что женщина в роскошном платье, но уже вышедшая из той категории, что определялась как живая роскошь высшего сорта, всё равно соперница. Она была натаскана на подобную чувствительность своим образом жизни и ответила не менее свирепым излучением. Она произнесла довольно изощрённую речь, обращаясь к Рудольфу, наверняка используя реплики неких других актёров.

— Бывшие и потрёпанные актрисы никогда не могут признать, что дни их былого сияния давно стали невзрачным вечером. Их лица потемнели, а груди обвисли как вялая листва.

— У неё чудесное лицо, а грудь просто великолепна, — ответил он.

— У кого? — спросила она.

— У Ифисы, — ответил он.

— Так и иди к ней! — сказала она и сильно вцепилась в его руку.

— Так надо тебя проводить! Куда же ты потащишься ночью одна.

Досадуя, что он увидел Ифису так поздно и уже после ухода Гелии, он готов был бросить Азиру одну. Он топтался на месте и ждал внимания со стороны Ифисы, не желая влезать в чужую компанию, да ещё при явной обиде Ифисы. Внезапно он увидел, как за одним из столиков, умышленно сокрытого в зарослях, сидит Гелия. Устала она! А сама прыгнула тотчас же в другое уже сборище. Он узнал её причёску по блеску камней, обнажённую шею и часть белейшей спины. Всю ту компанию частично скрывали заросли и, кажется, там были её так называемые творческие друзья. Во всяком случае, мелькнули знакомые рожи тех лицедеев, к кому с его стороны не могло быть ничего даже близко подобного ревности. Пара лицедеев не иначе была куплена на забаву другой парой разодетых особ зрелого женского облика и трудно различимого статуса. Гелия была там пятой лишней, но для чего-то сидела рядом. Азира вместо того, чтобы уйти прочь к своим неведомым «статусным людям» с плавающим сознанием от вида её обольстительности, топталась едва не на его ногах и не уходила никуда.

— Не надо к ним подходить, — зашептала она. — Там очень уж непростые тётки сидят. На деньги одной из них буквально содержится всё столичное театральное искусство. Гелия её любимица. Не знаю, поступаю ли я подло, но есть слухи, что эта чисто-золотая, но телесно корявая тётка является тайной поклонницей старого культа «Матери Воды», — Азира вытаращила глаза и перешла на шипение, — Она нанимает Гелию за огромные деньги на роль жрицы Матери Воды! Когда устраивает свои тайные оргии…

— Да разве Гелия девственница? — спросил он, удивляясь абсурдной информации.

— Это же игра! Где же им найти настоящую жрицу Матери Воды? Им важен только зрелищный эффект, потому что за всем прячется вовсе не вера, а скука. Иначе её же собственный муж — один из членов Коллегии Управителей размазал бы её по полу за нарушение законов настоящего Надмирного Отца!

— Он случайно не тот самый член, который и тебе знаком? — спросил он, издеваясь над девушкой.

— Нет. Иначе мне не надо было бы задирать ноги и выворачивать суставы по сценам за гроши. А уж тем более терпеть издевательства Гелии и ей подобных зазнаек. Привлечь такого дядю это не шутка!

— Тебе много приходится терпеть издевательств?

— Конечно! Как и всякой молодой и потрясающей девушке, не обиженной талантом.

— Ну и где же в таком случае твои статусные члены — охранители?

— Я приврала, конечно. Несколько переиграла, — она тянула его за руку, к выходу. — Если быть до конца честной, то Гелия одна среди нашего специфического зверинца самая добрая и человечная. Только она принимает участие в моей судьбе.

— Каким образом ты с нею сблизилась? Где? Ты как вообще-то попала в их особый театр? Насколько я понял, ты заурядная танцорка? — Он сел на обширный диван среди зарослей, стоящий для отдыха тех,