– Так гласит найденный отрывок. Подразумевается, что Сияющие всегда могли отпускать и призывать свои клинки, но на какое-то время утратили эту способность. Она была восстановлена лишь после того, как кто-то украсил свой клинок самосветом. В фрагменте говорится, что мечи даже сами изменили свою форму, чтобы принять камни, но я сомневаюсь, что этому стоит верить.

Как бы там ни было, после падения Сияющих, но до того, как люди научились помещать самосветы в свои клинки и связываться с ними, мечи, несомненно, были такими же сверхъестественно острыми и легкими, однако не привязанными к определенному хозяину. Это объясняет несколько других фрагментов из разных хроник, которые я читала раньше и сочла противоречивыми…

Она продолжала говорить, и ему нравилось ее слушать. Но детали устройства фабриалей не представляли для него особой важности в тот момент. Они, конечно, были ему интересны. Иначе никак. Ради нее и ради блага королевства.

Но не прямо сейчас. Про себя он вновь и вновь обдумывал приготовления к экспедиции на Расколотые равнины. Как защитить духозаклинателей от посторонних глаз? Проблем с санитарией быть не должно, и воды будет в избытке. Сколько письмоводительниц взять с собой? А сколько лошадей? Оставалась всего одна неделя, и он почти все подготовил, включая передвижные мосты и примерные запасы продовольствия. Впрочем, всегда можно добавить в план что-то еще.

К несчастью, с самой большой переменной Далинар ничего поделать не мог. Он не знал, как много солдат отправятся в поход. Все зависело от того, сколько великих князей согласятся выступить с ним, если вообще пойдут на это. Оставалось меньше недели до выхода, а Далинар все еще сомневался, поддержит ли его хоть кто-то.

«Хатам пригодился бы мне больше остальных, – подумал Далинар. – У него крепкая армия. Если бы только Аладар не спелся с Садеасом… не понимаю я его. Танадаль и Бетаб… вот буря, если даже один из них согласится, мне придется брать с собой их наемников? Я такое войско хотел получить? А смею ли я отказываться хоть от одного копья, которое мне предложат?»

– Сегодня мне не удастся тебя разговорить? – спросила Навани.

– Верно, – признался он, когда они достигли подножия Пика и повернули на юг. – Прости.

Навани кивнула, и князь заметил, как на миг из-под маски выглянуло ее истинное лицо. Она так много болтала о работе, потому что надо же было о чем-то беседовать. Далинар остановился и негромко произнес:

– Я знаю, это больно. Потом станет легче.

– Она не позволяла мне быть матерью, – пробормотала Навани, отрешенно глядя перед собой. – Ты об этом знал? Все было так, словно… словно Ясна, став взрослой, уже не нуждалась в матери. Я пыталась с ней сблизиться, но ощущала холод, как если бы мое присутствие само по себе напоминало ей, что когда-то она была ребенком. Что случилось с моей маленькой девочкой, которая задавала так много вопросов?

Далинар послал правила приличия в Преисподнюю и крепко обнял ее. Стоявшие поблизости охранники потоптались и отвели взгляды.

– Они и сына у меня заберут, – прошептала Навани. – Они пытаются.

– Я буду его защищать, – пообещал Далинар.

– А кто защитит тебя?

На этот вопрос у него не нашлось ответа. Напоминать, что у него есть телохранители, было банально. Она спрашивала о другом: «Кто защитит тебя, когда вернется тот убийца?»

– Я почти желаю тебе поражения, – призналась она. – Удерживая королевство от распада, ты превращаешь себя в мишень. Если бы все рухнуло и Алеткар разбился на княжества, быть может, он оставил бы нас в покое.

– А потом пришла бы буря, – негромко ответил Далинар. Одиннадцать дней.

Навани в конце концов кивнула и отстранилась, взяв себя в руки.

– Ты прав, конечно. Просто… такое со мной в первый раз. Раньше мне не приходилось справляться с подобным. Как ты пережил смерть Шшшш? Я знаю, ты ее любил. Не отрицай это из опасения задеть мое самолюбие.

Далинар колебался. «В первый раз» – это был намек на то, что после смерти Гавилара она не страдала. Навани еще никогда не заявляла так открыто о… сложностях, которые были у нее с покойным мужем.

– Прости, наверное, это слишком трудный вопрос, с учетом того, кто его задал. – Навани спрятала платок, которым промокнула глаза. – Извини. Я знаю, ты не любишь о ней говорить.

Вопрос не был трудным. Далинар просто не помнил свою жену. Как странно – он неделями мог не замечать дыру в своих воспоминаниях, перемену, что исполосовала его вдоль и поперек, оставила в заплатках. И когда звучало ее имя, которое Далинар не мог услышать, он не испытывал никакого всплеска эмоций.

Лучше обсудить что-то другое.

– Навани, я не могу не думать о том, что убийца как-то связан с происходящим. Грядущая буря, секреты Расколотых равнин, даже Гавилар. Мой брат что-то знал и своим знанием не поделился ни с кем из нас. – «Разыщи самые важные слова, какие только может сказать мужчина». – Я бы почти все отдал, чтобы узнать, в чем секрет.

– Возможно, мне стоит вернуться к своим дневникам того времени. Вдруг он упоминал что-то, что даст нам подсказку? Хотя должна предупредить: я уже десятки раз изучала те записи.

Князь кивнул.

– Как бы там ни было, это забота не для сегодняшнего вечера. Сегодня наша цель – они.

Далинар и Навани повернулись, глядя на проезжавшие мимо кареты, направлявшиеся к расположенному неподалеку пиршественному пруду, где в ночи светились мягкие фиолетовые фонари. Князь прищурился и разыскал взглядом приближавшуюся карету Рутара. Тот потерял все осколки, кроме собственного клинка. Все, что произошло недавно, позволило отрубить Садеасу правую руку, но оставалась голова с ядовитым жалом.

Прочие великие князья представляли собой не меньшую проблему, чем Садеас. Они сопротивлялись Далинару, потому что хотели, чтобы все и дальше было легко. Аристократы никак не могли насытиться богатствами и интригами. Пиршества с их экзотическими яствами и роскошными нарядами – лучшее тому подтверждение.

В преддверии возможного конца света алети устроили вечеринку.

– Ты не должен их презирать, – заметила Навани.

Далинар посуровел. Она слишком хорошо его знала.

– Послушай меня, – заговорила она, поворачиваясь и глядя ему в глаза. – Разве когда-нибудь бывало так, что из ненависти отца к своим детям получалось что-то хорошее?

– Я их не ненавижу.

– Тебе отвратительны их излишества, и ты близок к тому, чтобы перенести эти чувства на них самих. Они живут, как привыкли; общество приучило их к тому, что так и следует жить. Ты не изменишь их своим презрением. Ты не Шут, высмеивать их – не твоя работа. Твоя работа в том, чтобы оберегать их и ободрять. Править ими.

Он тяжело вздохнул и кивнул.

– Я отправлюсь на женский остров, – сказала она, заметив, что телохранитель-мостовик вернулся с новостями о вылазке на плато. – Они считают меня эксцентричным обломком того, что лучше бы оставить в прошлом, но, думаю, все еще прислушиваются ко мне. Иногда. Я сделаю, что смогу.