– Откуда у них это? – поинтересовался Амарам.

– Украли, вне всяких сомнений, – сказал Далинар, кое-что понимая. – Навани и мои сыновья всегда под охраной, но, когда они покидают свои покои, остаются в каком-то смысле незащищенными. Мы проявили в этом отношении серьезную небрежность. Мой промах. Я думал, он попытается атаковать нас самих, а не нашу репутацию.

Навани посмотрела на море светлоглазых, многие из которых собирались в группы возле тех или иных великих князей в мягком фиолетовом свете. Шагнула ближе к Далинару, и, хотя в ее глазах был гнев, он достаточно хорошо знал эту женщину, чтобы понимать ее истинные чувства. Предательство. Вторжение. То, что было их общей тайной, обнародовали и высмеяли.

– Далинар, мне очень жаль, – произнес Амарам.

– В самих видениях они ничего не изменили? – уточнил Далинар. – Переписали аккуратно?

– Насколько я могу судить, да, – сказала вдовствующая королева. – Но этот издевательский тон… Вот буря, меня от него тошнит. Когда я разыщу женщину, которая это сделала…

– Навани, успокойся. – Далинар положил руку ей на плечо.

– Как ты можешь так говорить?

– Потому что это ребяческий поступок людей, которые решили, что я могу растеряться из-за правды.

– Но комментарий! Изменения! Они сделали все возможное, чтобы опозорить тебя. Они даже исказили ту часть, где ты предложил свой перевод Напева зари. Это…

– «И поскольку не боюсь я ребенка с оружием, которое он не в силах поднять, не убоюсь никогда и разума человека, который не мыслит».

Навани нахмурилась, глядя на него.

– Это из «Пути королей», – пояснил Далинар. – Я не юноша, который нервничает, впервые оказавшись на пиру. Садеас допустил ошибку, предположив, что я отвечу на это так, как ответил бы он. В отличие от меча, насмешка ранит лишь настолько, насколько ты ей это позволяешь.

– Но тебе же больно! – Навани посмотрела ему в глаза. – Я это вижу.

Оставалось надеяться, что другие не знают его так хорошо и не увидят того, что заметила она. Да, ему больно. Больно, потому что видения были дарованы ему и делиться ими стоило ради общего блага, а не для того, чтобы кто-то развлекся. Ему мучителен был не смех сам по себе, а его возможный вред для общего дела.

Черный Шип отошел от вдовствующей королевы, двинулся сквозь толпу. Некоторые взгляды, как он теперь понял, были печальными, а не насмешливыми. Возможно, это была иллюзия, но ему показалось, что кое-кто его жалел, а не презирал.

Князь сам не знал, какое чувство причиняет больший урон.

Далинар достиг расположенного в дальней части острова стола с яствами. Снял с него поднос и вручил смущенной служанке, а сам запрыгнул на стол. Взялся одной рукой за фонарный столб рядом со столом и окинул взглядом небольшую толпу. Перед ним были самые важные люди Алеткара. Те, кто до этого не следил за великим князем, повернулись и потрясенно уставились на него. Он увидел, что на остров спешат Адолин и светлость Шаллан. Видимо, они только что прибыли и услышали, о чем все сплетничают.

Далинар посмотрел на собравшихся.

– То, что вы прочитали, – заорал он, – правда!

Воцарилось ошеломленное молчание. Выставлять себя на посмешище таким образом в Алеткаре было не принято. Однако Далинар лишь следовал роли, которую ему выделили в вечернем спектакле.

– Комментарии добавлены, чтобы обесчестить меня, – продолжил Далинар, – и тон записей Навани изменили. Но я не стану скрывать то, что со мной происходит. Всемогущий посылает мне видения. Они приходят почти с каждой бурей. Это не должно вас удивлять. Вот уже много недель ходят слухи о том, что со мной происходит. Возможно, мне следовало самому обнародовать содержание этих видений. В будущем каждое из них будет опубликовано, чтобы ученые по всему миру смогли разобраться в том, что я увидел.

Он отыскал взглядом Садеаса, который стоял возле Аладара и Рутара. Далинар стиснул фонарный столб и снова посмотрел на толпу алети:

– Я не виню вас за то, что вы сочли меня безумцем. Это естественно. Однако в грядущие ночи, когда дождь будет омывать ваши стены и ветер будет выть, вы будете удивляться. Вы будете задавать вопросы. И вскоре, когда я предоставлю вам доказательства, вы все узнаете. И тогда попытка меня уничтожить поможет мне оправдаться в ваших глазах.

Он окинул взглядом их лица – ошеломленные, сочувствующие, изумленные.

– Среди вас есть те, кто думал, что я сбегу или сдамся из-за этого удара. Они знают меня не так хорошо, как им кажется. Пусть пиршество продолжится, ибо я желаю побеседовать с каждым из вас. Бумаги в ваших руках издеваются надо мною, но если вы хотите смеяться, то смейтесь, глядя мне в лицо.

Он спустился со стола.

И принялся за дело.

Через несколько часов Далинар позволил себе присесть на стул рядом с одним из пиршественных столов, и вокруг него клубились спрены изнеможения. Он провел остаток вечера в толпе, вынуждая себя принимать участие в дискуссиях и добиваясь поддержки своей экспедиции в глубину равнин.

Он демонстративно игнорировал страницы с записями своих видений, если ему не задавали прямых вопросов. Далинар предъявил им сильного, уверенного в себе человека – Черного Шипа, ставшего политиком. Пусть осознают это и сравнят его со слабым безумцем, каким его представляли фальшивые записи.

Снаружи, за маленькими реками – теперь они светились синим, сферы заменили, когда взошла вторая луна, – катилась прочь королевская карета, унося Элокара и Навани к расположенному неподалеку Пику, где носильщики должны были в паланкине доставить их на вершину. Адолин тоже удалился, отправившись провожать Шаллан в лагерь Себариаля, который располагался достаточно далеко.

Похоже, молодая веденка нравилась Адолину больше, чем любая из женщин, с которыми тот встречался. Уже по этой причине Далинар относился к их отношениям все более благожелательно, хотя по-прежнему ждал каких-нибудь внятных ответов из Йа-Кеведа по поводу ее семьи. Но там воцарился настоящий бардак.

Большинство светлоглазых удалились, и князь остался на острове вместе со слугами и паршунами, которые уносили еду. Несколько старших лакеев, достаточно хорошо зарекомендовавших себя для такого дела, начали вытаскивать сферы из реки при помощи сачков. Мостовики Далинара, по его собственному предложению, расправлялись с остатками пиршества с прожорливостью, какая свойственна солдатам, которым внезапно предложили угощение.

Мимо прошел слуга, потом остановился и положил руку на меч на боку. Далинар вздрогнул, сообразив, что перепутал черную военную форму Шута с нарядом старшего лакея, проходившего обучение.

Далинар придал лицу невозмутимое выражение, хотя внутренне застонал. Шут? Сейчас? Великий князь Холин чувствовал себя так, словно сражался на поле боя десять часов кряду. Даже странно, до чего несколько часов учтивых бесед походили на это.