– Сегодня вечером ты поступил умно, – бросил Шут. – Ты превратил нападение в обещание. Мудрейшие из людей знают, что зачастую оскорбление может лишить силы, если просто его принять.

– Спасибо.

Шут резко кивнул и проследил взглядом за исчезающей королевской каретой.

– И я обнаружил, что мне особо нечем было заняться. Элокару не требовалось проявлять остроумие, потому что с ним мало кто разговаривал. Все шли к тебе, а не к нему.

Далинар вздохнул, и остатки его силы куда-то подевались. Шут не высказался напрямую, но это и не требовалось. Великий князь Холин понял намек.

«Все шли к тебе, а не к королю. Потому что на самом деле ты и есть король».

– Шут, – заговорил Далинар, сам того не ожидая, – я тиран?

Тот выгнул бровь и как будто собрался изречь некую умную колкость. Миг спустя передумал и произнес спокойно, утешительным тоном, словно обращаясь к ребенку в слезах:

– Да, Далинар Холин. Он самый.

– Я не хочу им быть.

– Светлорд, со всем должным уважением, это не очень-то похоже на правду. Ты ищешь власти. Ты берешь ее и отпускаешь со значительным трудом.

Далинар опустил голову.

– Не печалься. Настала эпоха тиранов. Сомневаюсь, что этот край готов к чему-то большему, поэтому благожелательный тиран предпочтительнее катастрофы в лице слабого правителя. Возможно, в другом месте и в другое время я первым осудил бы тебя, не пожалев плевков и желчи. Но сегодня и сейчас я восхваляю тебя как того, в ком нуждается мир.

Далинар покачал головой:

– Я должен был позволить Элокару править, как он сочтет нужным. Зря вмешивался.

– Почему?

– Потому что он король.

– И это некий священный пост? Божественный?

– Нет, – признал Далинар. – Всемогущий, или тот, кто им был, мертв. Даже будь оно не так, королевский трон достался нашей семье не естественным путем. Мы заявили о своем праве на него и навязали свою волю другим великим князьям.

– Так в чем же дело?

– Мы ошиблись. – Далинар прищурился. – Гавилар, Садеас и я были не правы тогда, много лет назад.

Шут казался искренне удивленным.

– Вы объединили королевство. Вы хорошо потрудились и сделали то, в чем ощущалась отчаянная нужда.

– Это ты называешь единством? – сердито спросил Далинар, взмахом руки указав на разрозненные остатки пиршества и удаляющихся светлоглазых. – Нет. Мы потерпели неудачу. Мы сокрушали, убивали, и какое же оглушительное поражение мы потерпели!.. – Он поднял голову. – Я получаю здесь, в Алеткаре, только то, что сам потребовал. Захватив трон, мы намекнули – нет, мы завопили об этом во все горло, – сила предопределяет возможность править. Если Садеас считает, что он сильнее меня, то попытаться забрать мой трон – его обязанность! Таковы плоды моей юности. Вот почему для преображения этого королевства нам требуется не просто тирания, пусть даже благожелательная. Нам требуется то, чему учил Нохадон. И этого-то мне как раз и не хватало с самого начала.

Шут задумчиво кивнул:

– Похоже, мне надо перечитать эту твою книгу. Но я хотел тебя предупредить. Скоро я вас покину.

– Покинешь? – спросил Далинар. – Ты же только что прибыл.

– Знаю. Вынужден признать, это весьма раздражает. Я обнаружил место, где мне следует быть, – хотя, по правде говоря, я не очень-то понимаю почему. К сожалению, не всегда все получается так, как мне хотелось бы.

Холин хмуро уставился на него. Шут в ответ приветливо улыбнулся.

– Ты один из них? – уточнил Далинар.

– Прошу прощения?

– Ты Вестник?

Тот рассмеялся:

– Нет. Спасибо, но нет.

– Значит, ты один из тех, кого я ищу? – допытывался Далинар. – Сияющий?

Шут улыбнулся:

– Далинар, я всего лишь человек, пусть временами мне и хочется, чтобы это было не так. Я не Сияющий. И хотя я твой друг, пойми, пожалуйста, что наши цели не вполне совпадают. Не стоит доверять мне полностью. Если мне придется смотреть, как этот мир разваливается на части и горит ради того, в чем я нуждаюсь, я это сделаю. Со слезами на глазах, да, но я позволю этому случиться.

Далинар нахмурился.

– Я помогу, чем смогу, – продолжил тот. – И по этой причине мне надо уйти. Я не могу слишком сильно рисковать, ибо, если меня найдет… он, я превращусь в ничто – растерзанную и разорванную на части душу, которую не собрать вновь. То, чем я здесь занимаюсь, куда опаснее, чем ты можешь себе вообразить.

Он повернулся, чтобы уйти.

– Шут, – позвал Далинар.

– Да?

– Если тебя найдет – кто?

– Тот, с кем ты сражаешься, Далинар Холин. Отец ненависти.

Шут отсалютовал великому князю и побежал прочь.

Расколотые равнины.

Каладин не объявлял эти земли своими, как сделал с ущельями, где его люди нашли убежище. Он слишком хорошо помнил, какую боль испытал во время первой вылазки, когда до крови сбил ноги об острые камни в этой пустоши. Здесь почти ничего не росло, за исключением попадавшихся время от времени скоплений камнепочек или пучков отважных лоз, ниспадавших в ущелье с подветренной стороны плато. На дне трещин изобиловала жизнь, но тут, наверху, камни были бесплодны.

Ноющая боль в ногах и жгучая в плечах после бега с мостом – пустяки по сравнению с бойней, которая ожидала его людей в конце вылазки. Буря свидетельница, даже простого взгляда на равнины хватало, чтобы Каладин вздрагивал. Он слышал, как свистят в воздухе стрелы, как кричат испуганные мостовики, как поют паршенди.

«Я должен был спасти больше людей из Четвертого моста. Если бы я быстрее поверил в свои силы, смог бы я этого добиться?»

Каладин вдохнул буресвет, чтобы обрести уверенность в себе. Но ничего не почувствовал. Он замер в растерянности, пока солдаты маршировали по одному из громадных механических мостов Далинара. Попытался опять. Ничего.

Выудил из кармана сферу. Огнемарка светилась обычным светом, окрашивая его пальцы в красный цвет. Что-то пошло не так. Кэл не чувствовал внутри буресвета, как раньше.

Сил порхала высоко над ущельем вместе с несколькими спренами ветра и беззаботно смеялась. Каладин поднял голову и тихонько позвал: