по 1935 год Хаара и с 1935 по 1937 год Иноуэ имели майорские звания, то ее новым начальником стал уже генерал Хидеки Тодзио, будущий военный министр и премьер.

Однако повышение статуса контрразведки не уберегло японцев от появления в их стране одной из самых результативных агентурных сетей предвоенного и военного периода. Речь идет о руководимой Рихардом Зорге резидентуре РУ КА, более известной под кодовым обозначением “Рамзай”. Более того, Зорге был не единственным направленным в Японию нелегалом РУ, параллельно с ним работали журналисты Гюнтер Штайн (“Густав”) и Маргарет Гаттенберг. Некоторые задания разведывательного характера выполняла жена известного финского коммуниста Отто Куусинена Айно (“Ингрид”), но они далеко не приблизились к достижениям “Рамзая”.

После окончания работы в Китае Зорге вернулся в Москву, но уже в сентябре 1935 года отправился в новую командировку и прибыл в Йокогаму для организации резидентуры. В этот период практически все в Японии были убеждены в скором крупномасштабном военном столкновении с Советским Союзом. Эйфория победы над Россией в 1905 году и воспоминание о том, как во время Гражданской войны японские войска легко контролировали Приморье и Хабаровский край и ушли оттуда исключительно по политическим мотивам, высоко поднимали моральный дух в армии и обществе. В этот период для Москвы было крайне важно наладить бесперебойное получение информации о намерениях Японии в отношении СССР и о ее вооруженных силах, поэтому миссии Зорге придавалось весьма большое значение. Главной задачей разведчика на первом этапе стало являвшееся залогом дальнейшей успешной работы закрепление в кругах посольства и немецкой колонии. Для этой цели резидент пока еще не существующей точки приехал туда под собственной фамилией и привез рекомендательное письмо от посольства Японии в Вашингтоне к руководителю департамента информации МИД Японии Амаи Иидзи. Такая веская рекомендация открыла советскому разведчику многие двери, но главным в процессе обрастания связями, вне всякого сомнения, стала сама его личность. Яркие и глубокие аналитические статьи Зорге были, без преувеличения, талантливы и быстро создали ему репутацию выдающегося журналиста, авторитета в делах Дальнего Востока, дружить с которым почитали за честь многие члены немецкой колонии. Он получил рекомендательное письмо от редактора газеты “Тоглихе рундшау” к работавшему тогда в Нагое военному атташе Германии полковнику Ойгену Отту и довольно скоро подружился с ним. Разведчик близко сошелся с и его семьей, что в дальнейшем дало ему не только неоценимо важный источник информации, но и немало способствовало укреплению положения в обществе. В числе добрых немецких знакомых Зорге значились военно-морской атташе Германии капитан 1-го ранга Пауль Веннекер и корреспондент главной газеты НСДАП “Фолькишер беобахтер” князь Альбрехт фон Урах. Несмотря на это, на первом этапе важная информация из резидентуры не поступала, Зорге ограничивался второстепенными материалами, полученными самостоятельно или от помощников. Ядро его группы составили югославский журналист, фотокорреспондент французского журнала “Вю” Бранко Вукелич, уже известный нам Ходзуми Одзаки (“Отто”, “Инвест”), ранее знавший Зорге как американца Джонсона, и художник с Окинавы, член японской секции коммунистической партии США Иотоку Мияги (“Джо”, “Интелли”).

Ойген Отт

Привлечение к работе этого последнего явилось грубой, непростительной ошибкой лично Берзина и впоследствии стало первопричиной провала токийской нелегальной резидентуры. В США Мияги был одним из множества проживавших там японцев, среди которых многие отличались левыми убеждениями, и ничем не выделялся из их числа. Однако после возвращения в Японию он немедленно попал в сферу внимания Особой высшей полиции Тонко, поскольку одновременно являлся и местным коммунистом, и реэмигрантом. Связь нелегальных резидентур с подобными лицами категорически воспрещалась, но руководство разведки не приняло к сведению правила, нарушение которых уже не раз влекло за собой тяжелые провалы.

Бруно Виндт

В описываемый период токийская нелегальная точка не имела действующего радиопередатчика, все донесения в Центр Вукелич переснимал на микропленку, а затем с помощью курьеров через Шанхай отправлял по назначению. Радист группы Бруно Виндт (“Бернгард”) совершенно не справлялся со своей задачей и связь с Москвой так и не установил. Позднее Зорге утверждал, что это произошло из-за его пьянства и трусости, совершенно неоправданной ввиду зачаточного состояния радиопеленгации в Японии в 1935–1936 годах, практически исключающего возможность точной засечки пеленга на работающий передатчик.

Вначале процесс добывания шел плохо. Мияги безрезультатно пытался организовать сеть информаторов в армии, но вынужден был ограничиться сбором данных в открытых военных журналах. В те времена эту работу в Японии мог выполнить только гражданин страны, поскольку подписка даже на общедоступные военные издания была для иностранцев закрыта. В Москве для начала готовы были удовольствоваться и этим, однако с каждым месяцем ситуация постепенно улучшалась. Взвесив возможный риск от более подробного изучения его прошлого и выгоды от упрочения своего положения, Зорге решился вступить в члены НСДАП и этим значительно укрепил доверие к себе представителей спецслужб в посольстве Германии и ортодоксальных нацистов. Одзаки работал в авторитетной газете “Асахи” и заслуженно приобрел репутацию крупного специалиста по Китаю. Это позволило ему вступить в созданное под руководством “Асахи” Общество по изучению восточно-азиатских проблем, где журналист вышел на круги весьма влиятельных японских политиков. В это же время китайские контакты Одзаки едва не погубили всю сеть советской военной разведки в Японии на ранней стадии ее деятельности.

21 января 1936 года сотрудники Тонко арестовали в Токио связника Одзаки в Тяньцзине Тэйкити Каваи. Принадлежавший ему книжный магазин удобно располагался напротив здания штаба “Подразделения специальных служб”, объединявшего органы разведки и политических операций японской армии в этом китайском городе. Каваи сумел обзавестись друзьями в среде крайне правых японских офицеров недостаточно высокого ранга для доступа к серьезным секретам, однако беседы с ними позволили составить вполне четкое представление о схеме взаимоотношений отдельных группировок в японской армии. Это было практически бесполезно для сбора конкретной разведывательной информации, но позволило выяснить степень влиятельности и уточнить подлинные настроения участников мятежа 26–29 февраля 1936 года и соответственно ориентировать Москву, нуждавшуюся в исходных данных для выработки своей политики в изменившихся условиях. Каваи снабжал Одзаки и другой второстепенной информацией, но был более полезен в качестве курьера, поскольку имел легальную возможность регулярно курсировать между Японией и Китаем. Однако однажды он самовольно решил выступить в роли вербовщика и тем самым едва не погубил и себя, и всю организацию.

Дилетант Каваи не догадывался или же не принял во внимание, что одних симпатий вербуемого к коммунистической партии и его членства в прокоммунистической Лиге борьбы совершенно недостаточно для привлечения к агентурной деятельности. Он завербовал переводчика военной жандармерии Седзима