Тон у него был мягкий, увещевательный — как раз под стать ситуации, когда человек упрямиться начинает.

А вот взгляд при этом был пристальный, цепкий, расчетливый и оценивающий.

Он, словно художник, каждой фразой мазок делал и критически осматривал результат — то кивая головой с удовлетворением, то качая ее с досадой перед следующим мазком.

И уж точно не было в этом взгляде желания ни понять человека, ни помочь ему — он смотрел на объект прилагаемых усилий.

— С кем это он так? — потряс я головой, отгоняя поднявшую на дыбы мою хранительную природу картину.

— Ты понял, что он делает? — процедил темный гений сквозь сжатые зубы.

— Ну, внушает, — удивленно пожал я плечами.

— Именно, — оскалил он сжатые зубы, — проводит сеанс внушения. Которое до тех пор было одним из строжайших у нас табу. Наложенных лично Творцом.

Я уставился на него, испытывая непреодолимое желание прочистить уши.

В смысле — табу?

А с людьми как работать?

— С людьми можно общаться по-разному, — и глазом не моргнув, вновь нарушил он то самое табу. — Но зачем идти такими сложными путями, когда можно просто вкладывать им в головы нужные мысли? — снова вспыхнула в его голосе ярость. — И это еще не все: только что ты видел самого первого из нас, получившего официальное разрешение … даже указание находиться в этом мире. До тех пор вхождение в любой из миров также находилось под строжайшим запретом. Несмотря на многочисленные просьбы отменить его.

У меня вообще челюсть отвалилась. Хотел бы я на Стаса посмотреть в таких условиях — где он темных гонять будет?

Нет, не хотел бы — мне хватает того, что от запрета посещать землю он уже на безмозглые сканеры кидается.

— А почему человека не видно? — перефразировал я свой первый вопрос.

Темный гений закрыл глаза и сделал несколько глубоких вдохов.

— Возможно, однажды я покажу тебе всю картину, — снова глянул он на меня застывшими глазами. — Это очень тяжелое зрелище. Оно сейчас только помешает — мне нужно очень много сделать.

И он исчез, даже не попрощавшись.

Сначала в инвертацию, в потом резкий поток холодного воздуха словно ветром унесло.

Я не стал переноситься к запретной зоне — я пошел к ней пешком.

Мне нужно было подумать.

Это что — я всю свою ангельскую жизнь, все то немыслимое количество лет своей профессиональной карьеры ежедневно основные принципы самого мироздания нарушал?

Ладно, не один только я.

И потом — тот хранитель, если и не молодой, то явно неопытный был, раз первый, а кто от ошибок в начале карьеры застрахован?

Если такие даже в моем первом отчете обнаружились.

Кроме того, возможно, ему человек особо неподатливый попался — в древние времена люди вообще больше о пропитании, а не о высоком думали — вот кто из нас не знает о случаях отказа от совершенно безнадежных подопечных?

То-то темный транслятор мне только часть сцены показал.

И кто, вообще, сказал, что эта сцена не только в его воспаленном мозгу существует?

Где гарантия, что он не пытался свой горячечный бред мне в сознание впихнуть?

И если внушение преступно, то как тогда назвать его постоянное копание в чужих головах?

Все эти вопросы кружили в моей весь тот день.

А тут еще Татьяна — после рабочего дня, в законное время отдыха, в нашем отдельном кабинете — о чем бы, вы думали, поинтересовалась?

Не о том, как у меня день прошел.

Не о том, не устал ли я.

Не о том, не соскучился ли я по ней.

Нет — о чем мы с темным умалишенным говорили.

Ладно, вспылил.

А что — прикажете ей докладывать, что я с ней практически ежеминутно все заветы Всевышнего нарушал?

До напоминания о ее невероятном везении со мной — или после?

Я сразу понял, что она обиделась.

Утром я понял, что она обиделась всерьез.

Глава 15.12

Вот дернули же темные одного чрезвычайно одаренного — хоть и бывшего — хранителя заявить почти во всеуслышание, что это именно он ее в тот батискаф всегда загонял!

Уважили отцы-архангелы.

Ладно, как загонял, так и назад вытаскивал.

Во время перерыва я для разнообразия поднял тему основ общения ангелов не с людьми, а между собой.

Взаимопомощь, неустанная готовность к содействию, глубокая потребность в чувстве локтя и надежного плеча … хорошо, что Стаса не было — он бы это в присущем себе стиле трактовал … а также умение видеть истинные намерения за редкими и легкими отклонениями во всем вышеуказанном, понимать мотивы, принимать раскаяние и даровать прощение …

Из Татьяниного батискафа выставилось наружу одно ухо.

Но тут же Макс встрял!

Покажи ему, понимаешь, примеры следования вышеуказанным основам — причем, исключительно в нашем течении.

А я о ком только что говорил — о темных, что ли?

Озвучил мое возмущение бледная немочь.

И опять понеслось.

Хорошо, что Стаса не было — он бы не только все моим слова в присущем себе стиле трактовал, но и припомнил при первом же удобном для него случае.

Хотя выдернул Татьяну из батискафа в тот день именно он.

В присущем себе стиле.

С котором не было и следа моей неизменной деликатности и ювелирной точности.

Вернулся он от своих в особо мрачном расположении духа.

У него, что, опять с переносом задержка вышла — и новый глава его отряда ему разнос учинил?

Вот оно — естественное следствие низвержения с командных высот!

На которых некоторые диктаторские замашки себе отрастили.

Жаль, что меня при разносе не было.

А нет, это он с темным диктатором пересекся.

Ладно, не важно, кто ему разнос устроил — хотя я бы, конечно, предпочел победу нашего светлого тирана.

В смысле — темный укротитель сканеры модифицировал?!

Опять фильтр перенастраивать?!

А, это ерунда — если он им только функцию сигнальной лампочки добавил.

Вообще-то, предупреждение о появлении его уже ненавистного голоса в сознании — это очень кстати.

А то я уже дергаться начал — особенно, когда он разными голосами подкрадывается.

Опять Макс встрял!

Вот только не надо нам всем здесь намекать на подчеркнутую предупредительность его течения — в то время, как наше, разумеется, только и умеет, что камни за пазухой коллекционировать.

Но на этот раз не понеслось.

Вернее, понеслось — но от Татьяны.

Вот я знал, что она даже из батискафа меня внимательно слушала!

Конечно, мы все тут делаем одно дело!

Конечно, мы все должны оказывать