— Не знаю, по-настоящему не знаю. Я не видел её с тех пор… с тех пор, как поднялся на борт. Она не заговаривала со мной, ни разу не произнесла ничего внятного. Хоуг все ещё с ней. — Джейми постарался сдержать своё горе. — Мы можем только надеяться.

— Какая беда. Да, сомневаться не приходиться. Теперь, Норберт. Нам, разумеется, придется провести расследование.

— Хорошо. — Джейми коснулся лица, смахнув назойливую муху, пытавшуюся сесть на запекшуюся кровь. — Горнт спас мне жизнь.

— Да. Его действия будут отмечены. Джейми, когда вы уйдете от Струанов, что вы собираетесь делать? Поедете домой?

— Это и есть дом, здесь или в Китае, — просто ответил Джейми. — Я… как-нибудь я открою собственное дело.

— Хорошо, мне бы не хотелось терять вас. Господи, благослови мою душу, я не могу представить себе «Благородный Дом» здесь без вас.

— Я тоже.

По мере того как день тянулся, мрачные настроения в Иокогаме сгущались. Потрясение, отказ верить в произошедшее, гнев, страх перед войной, страхи вообще — все сразу вспомнили Токайдо — мешались с многочисленными солеными ехидными замечаниями; правда, произносившие их вели себя осторожно, потому что у Эйнджел были ревностные защитники и любая соленая шутка или смех воспринимались как неуважение. Малкольму повезло меньше. У него были враги, многие радовались возможности поязвить и упивались ещё одним несчастьем, обрушившимся на потомство Дирка Струана. А оба священника, каждый на свой лад, испытывали чувство твердого удовлетворения, видя во всем этом воздаяние Господне.

— Андре, — обратился Сератар к своему помощнику. Они обедали в миссии вместе с Вервеном. — Он оставил завещание?

— Не знаю.

— Попробуй это выяснить. Спроси у неё или у Джейми — ему, вероятно, больше известно.

Андре чуть заметно кивнул, измученный тревогой. Смерть Струана нарушила его план быстро раздобыть у неё ещё денег, чтобы заплатить Райко.

— Да, я попытаюсь.

— Крайне важно постоянно подчеркивать то, что она французская подданная, чтобы защитить её, когда её свекровь попытается разрушить этот брак.

— Почему вы так уверены, что это случится, что она будет так настроена против? — спросил Вервен.

— Mon Dieu, это же очевидно! — раздраженно ответил за Сератара Андре. — Её отношение будет таким, что Анжелика «убила» её сына. Мы все знаем, что она ненавидела её раньше, так что же теперь-то говорить? Она обязательно обвинит её бог знает в каких извращениях, следуя своей уродливой англосаксонской догме об отношениях полов если не публично, то хотя бы за глаза. И не забывайте, что она фанатичная протестантка. — Он повернулся к Сератару. — Анри, мне, наверное, лучше повидаться с Анжеликой. — Он уже успел перехватить её и шепнуть, что она должна вернуться в факторию Струанов, а не оставаться здесь, в миссии: «Ради Бога, Анжелика, твое место с людьми твоего мужа!» — То, что ей необходимо упрочить своё положение в доме Струана любой ценой, было настолько очевидно, что он едва не закричал на неё, но внезапная вспышка гнева обратилась в жалость, когда он увидел, как глубоко её отчаяние. — Я, пожалуй, пойду.

— Да, пожалуйста.

Андре закрыл дверь.

— Какого дьявола, что с ним такое творится? — спросил Вервен, сопнув носом.

Сератар подумал, прежде чем ответить, потом решил, что время пришло:

— Вероятно, это его недуг — английская болезнь.

Его заместитель выронил вилку, потрясённый.

— Сифилис?

— Андре рассказал мне несколько недель назад. Вы должны знать, только вы из всех сотрудников, потому что такие взрывы могут стать более частыми. Он слишком ценен для нас, чтобы отсылать его домой. — Андре шепнул ему, что нашел совершенно новый, ведущий на самый верх канал для сбора информации: — Этот человек говорит, что князь Ёси вернется в Эдо через две недели. За относительно скромную сумму он и его люди из бакуфу гарантируют тайную встречу на борту нашего флагмана.

— Сколько?

— Эта встреча будет стоить любой суммы.

— Я знаю. Однако сколько? — повторил Сератар.

— Эквивалент моего жалованья за четыре месяца, — с горечью произнес Андре, — жалкие гроши. Кстати о жалованье, Анри, мне нужен аванс или та премия, которую вы мне обещали много месяцев назад.

— Мы ни о чем тогда не договаривались, дорогой Андре. Со временем вы её получите, но, ещё раз прошу прощения, никакого аванса. Очень хорошо, эта сумма, после встречи.

— Половину сейчас, половину после. Он также сообщил мне, без всяких денег, что тайро Андзё болен и может не протянуть и года.

— У него есть доказательства?

— Полноте, Анри, вы же знаете, что это невозможно!

— Добейтесь, чтобы ваш осведомитель уговорил эту обезьяну тайро встретиться с Бебкоттом для медицинского осмотра… и я повышу ваше жалованье на пятьдесят процентов.

— Двойное жалованье начиная с сегодняшнего дня, двойное жалованье, и мне понадобится передать моему осведомителю приличную сумму сразу же.

— Пятьдесят процентов со дня осмотра и тридцать «мексиканцев» золотом, пять сразу, остальное потом. И ни сантима больше.

Сератар увидел, как в глазах Андре засветилась надежда. Бедный Андре, он теряет хватку. Разумеется, я понимаю, что изрядная часть этих денег прилипнет к его рукам, но это не страшно, работать со шпионами — грязное дело, а Андре особенно грязен, хотя и очень умен. И несчастен.

Он протянул руку и подцепил последний кусочек единственной головки сыра бри, которая прибыла с последним пакетботом, на льду, за фантастическую плату.

— Будьте терпеливы с беднягой, Вервен, а? — Каждый день он ожидал увидеть признаки болезни, но они не появлялись, и с каждым днём Андре казался немножко моложе, изнуренное выражение, не сходившее с его лица, пропало. Только вспыльчивости и раздражительности в нем прибавилось.

Mon Dieu! Личная встреча с Ёси! И если Бебкотт сможет осмотреть этого кретина Андзё, может быть, даже вылечить его, по моей инициативе — ничего, что Бебкотт англичанин, за такое я выторгую у сэра Уильяма какие-нибудь другие преимущества, — мы сделаем огромный шаг вперед.

Он поднял бокал.

— Вервен, mon brave, чума на всех англичан и Vive la France![37]

Анжелика апатично лежала на кровати под балдахином, опершись спиной на высокие подушки; ещё никогда она не выглядела такой бледной и бесплотной. Хоуг пристроился в кресле рядом с кроватью; он дремал, просыпаясь и опять погружаясь в сон. После обеда солнце пробилось-таки сквозь облака и ненадолго оживило этот тусклый, ветреный день. Ветер увлекал за собой корабли на рейде, натягивая якорные цепи. Полчаса назад — для неё минуты и часы стали одинаковы — сигнальное орудие возвестило о скором прибытии пакетбота, разбудив её; не то чтобы она по-настоящему спала, скорее, перетекала безвольно из сознательного в бессознательное, не разделенные более никакой границей. Её взгляд скользнул мимо Хоуга. За его спиной она увидела дверь в комнаты Малкольма — нет, не его комнаты, не их комнаты, теперь просто комнаты для другого человека, другого тайпэна…