Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Девятнадцатый век принес нечто новое: западноевропейская цивилизация стала образцом для многих стран мира. Под "Западной Европой" подразумевалась прежде всего Великобритания, о которой к 1815 году почти повсеместно говорили как о самой богатой и могущественной стране мира. Несмотря на падение Наполеона и продолжающуюся политическую нестабильность, Франция также считалась частью этой западноевропейской модели. К ней постепенно присоединилась Пруссия, хотя ей потребовалось много десятилетий, чтобы избавиться от образа спартанского военного государства на восточной окраине цивилизации, величайший король которого, презиравший немецкую литературу и предпочитавший говорить по-французски, сам чувствовал себя там не в своей тарелке.
За пределами этого европейского ядра ничто так не определяло эволюцию государства в XIX веке, как усилия властных элит по противодействию динамике Запада путем превентивного заимствования элементов его культуры. Уже около 1700 года царь Петр I проводил такую политику, стремясь сделать Россию внутренне и внешне сильной, как по отношению к Западной Европе, так и против нее. Столетие спустя сопротивление наполеоновской Франции дало толчок первым шагам по оборонительной модернизации. Османская империя начала подобный путь еще при султане Селиме III (1789-1807 гг.), потрясенном экспансией России на юг при Екатерине II и вторжением Бонапарта в Египет в 1798 году. Однако его реформы натолкнулись на сильную внутреннюю оппозицию и не принесли значительных результатов. Менее спорными, а потому и более успешными были реформы армии, государственной службы, юстиции и образования в Пруссии, проведенные после 1806 года. Еще одной гранью этого момента мировой истории является начавшееся ровно в тот же период строительство военного государства под руководством Мухаммеда Али в Египте.
Успех египетской военной экспансии показал слабость Османской империи. Тот факт, что великие державы вынуждены были прийти на помощь против собственного вассала Мухаммеда Али, а Греция оказалась под их защитой и была фактически отторгнута от империи, подтолкнул султана и ведущих государственных деятелей в 1839 г. к смелой политике масштабных реформ, так называемому танзимату, который продолжался в течение четверти века. Его плодами стали создание системы образования (с подавлением некоторых исламских элементов), реформа государственного управления, правовые изменения, направленные на введение единого гражданства, постепенное ослабление дискриминации немусульман, а также реструктуризация бюджетной системы взамен разовых набегов и налогового обложения. Лица, возглавлявшие это движение в Возвышенной Порте, были знакомы с Западом по личному опыту и сформировали собственные представления о целях, масштабах и возможности частичной вестернизации в условиях Османской империи. Мустафа Решид-паша (1800-58), Али-паша (1814-71), Фуад-паша (1815-69) - ключевые представители поколения реформ - в то или иное время были министрами иностранных дел или послами в Лондоне или Париже. Группа людей, способных сочетать знания Востока и Запада, была очень мала, поэтому их инициативы носили ярко выраженный централистский и дирижистский характер. Динамика гражданского общества не стояла у истоков реформы. Но она могла развиться при благоприятных условиях, как только импульс реформ в Стамбуле создал для этого пространство. Такие города, как Салоники и Бейрут, стали тому впечатляющим подтверждением.
Реформы
Чувство отсталости, причины которого всегда можно найти, также лежало в основе многих реформ второй половины века. Между тем Запад, которым одновременно восхищались и которого боялись, не оставался неизменным. Особенно во второй половине 1860-х годов политические системы Великобритании, Франции, Пруссии и Австро-Венгрии претерпели заметные, хотя и не совсем революционные изменения. Повсюду государства были охвачены реформами. На окраинах Европы и за ее пределами неохотное осознание сиюминутного превосходства Запада и искреннее восхищение многими его цивилизационными достижениями по-разному сочетались с неуверенностью в реформируемости соответствующих национальных институтов. Нередко присутствовала и надежда на то, что базовые культурные ценности удастся как-то спасти и сохранить в новое время. Примерами в этом отношении могут служить российские реформы при Александре II, в центре которых были отмена крепостного права в 1861 году и реформа судебной системы в 1864 году; очень осторожные первые реформы в Китае после победы династии Цин над тайпинами в 1864 году; и прежде всего радикальное "переформатирование" Японии после 1868 года и ее "младший брат" - модернизация Сиама/Таиланда . В каждом из этих случаев серьезные дискуссии происходили в правящих кругах и во вновь формирующейся общественной сфере. Сравнительное исследование по ним еще предстоит написать. Но ключевыми вопросами были масштабы и интенсивность "вестернизации", а также вероятность ее осуществления. "Западники" сталкивались с "нативистами", будь то русские славянофилы или последователи ортодоксального конфуцианства. Правители, которые раньше мало беспокоились о подобных вопросах, теперь оказались перед рискованными политическими расчетами. Никакой опыт не помогал предугадать последствия перемен. Какова будет разумная цена? Кто окажется в выигрыше, а кто в проигрыше? Где можно ожидать сильного сопротивления? Какую защиту можно организовать в области внешней политики? Как следует финансировать реформы? Откуда возьмутся квалифицированные кадры для их реализации в различных слоях общества и географических регионах? В каждом конкретном случае ответы были разными. Но схожесть проблем означает, что в принципе кейсы можно сравнивать.
Все эти реформы относятся к истории государства, то есть как к истории распространения европейского государства по миру вдоль нескольких линий разлома и с многочисленными модификациями, так и к истории мобилизации внеевропейских государственных ресурсов в ответ на острые проблемы выживания, на периферийных позициях международной политики, глобального капитализма и распространения западноевропейской цивилизации. Стратегии существенно отличались друг от друга и сильно различались по степени успешности. Япония эпохи Мэйдзи по темпам и масштабам системных изменений была в своей собственной категории и стала образцом, вызывающим всеобщее восхищение, хотя и редко успешно копируемым. Оборонительная модернизация царской империи, напротив, была консервативной операцией удержания. В Османской империи период реформ вылился в новый абсолютизм при Абдулхамиде II, деятельность которого до сих пор является предметом научных споров. В Китае несколько попыток реформ (1861-74, 1898, 1904-11 гг.) не привели к реальному обновлению государства и общества. В Египте вестернизация при преемниках Мухаммеда Али закончилась банкротством государства и захватом власти колонистами (1882 г.).
Период "реформ" в Мексике с середины 50-х до середины 70-х годов также является частью этого контекста, но, как и Танзимат, он не привел к прорыву к прочным представительным структурам. Даже ведущий либеральный государственный деятель Бенито Хуарес (1860-72 гг.) после 1867 г. искал убежища в специальных авторитарных мерах. А Порфирио Диас,