Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кстати, в ходе случившегося, если судить по виду, чуть всё-таки перепугавшийся после в процессе прозвучавших слов, особо озабоченный охранник, как можно было бы судить по некоторым тонкостям-нюансам, действительно поболее других, по всему судя, знал и представление имел о том, что надо-можно в целом говорить, общаясь. Пред случившемся вышвыривании прочь, в общем-то, категорически, как только мог, а избегал такого, (или же, если уж поточней сказать), избегал согласия с таким, перед случившемся происходившим, то есть, согласие присутствовало, что, раз, и, в общем-то, целенаправленно мешает как положено войти, то таким образом, фактически, крадёт заплаченные деньги за билет, правда потом, а этот страж, но всё же озаботился сводить к кассиру, чтобы по факту прозвучать смогли благие заверения, что деньги, и в течении пяти последующих дней вернут, при этом, что и перед приключившемся изгнанием, что и потом, избрал в качестве основы оправданья для своих достаточно своеобразных действий фразу, что изгоняемый неадекватен, с которой, большей частью, обращался к очереди, мокнувшей перед музеем под дождём, но сказанное впечатления на ожидающих возможности войти, по всему виду судя, не произвело. Довольно любопытно, что как раз такого, крайне необычного субъекта та, сказанная напоследок фраза, о том, что именно теперь таким-то озабоченным ответ за всё здесь сделанное, в самой полной мере сплошь самим нести, и что отныне никаких претензий не приму, уж точно не обрадовала. Хотя, казалось бы, ну что же здесь такого супер страшного? Ведь сам, и не один раз пред тем, назвал при всех собравшихся неадекватным, а потому вопрос элементарный — и что теперь заботами терзаться, если какой-то вроде бы неадекватный и что-то уходя, притом довольно странное сказал? При всём таком, если судить по проявлениям на озабоченной физиономии, столь неожиданно, вдруг, оказаться отвечающим за всё, пред этим и достаточно активно сделанное, достаточно своеобразному субъекту точно уж категорически не захотелось. И здесь присутствует довольно экзотический ответ. Тогда, когда только готовился к тому, что приключилось в этой жизни позже, как-то знакомили с самой возможностью подобной ситуации, то есть, по жизни возникающей подобной ситуацией, когда, в отношении такого, избранного для духовного роста лица, особенного, вред возжелает оказать по виду вроде бы обычный человек, но из духовно запредельно слабых, которого к такого рода выходке начнёт подталкивать сознание иное, использующее по большей части не сознание, а именно телесные возможности несчастного, чтобы что-либо изменить и таким образом оказать влияние на всё происходящее. И именно тогда, когда готовили, среди различного и прочего-иного, всё-таки как-то, а сумели и достаточно понятно объяснить, что прятаться за телесным обликом, по мере существующей возможности подталкивая примитивного живущего к далеко не самым лучшим действиям, это одно. А вдруг, по факту перемены ситуации, довольно неожиданно оказаться обречённым непосредственно столкнуться с представителями далеко не лучших сил, раз, сообразно приключившемуся, попросту оставлен-отдан всем таким на растерзание, подобное для всякого — любого, кому такого рода представители всяких-разных посторонних сил реально видимы, воспринимаемы, увы, всё это, для такого, да ещё влияющего и толкающего к злу, кардинально, жутко по-иному смотрится. А потому и оказаться, после прозвучавших фраз, с такими жуткими возможными врагами и лицом к лицу, похоже, этому стороннему участнику всего тогда нелепо приключившегося точно уж не захотелось. Чем это всё по ходу дела обернётся, и для такого вредоносного начала, и для того, кто был при всём подобном только лишь подспорьем в таким образом тогда содеянном, обыденно живя сознанием в теле того охранника, действительно, на первый взгляд уж точно, лучше ничего вообще не знать, то есть, совсем и совершенно ничего. Тем более, что при случившемся очередном, и улучшающем всё перечитывании, по факту приключившегося с этой парочкой, вдруг начал, пусть и достаточно своеобразно и нелепо, и вместе с тем заметно-обосновано, а всё же мучиться душой, и вроде бы довольно неожиданно жалеть. Казалось бы, с чего вдруг? И в чём смысл? И почему? Что, с некоторых пор подобным и уже самим за выкрутасы где-либо устроенные духу не хватает должным образом ответить? Однако теперь, когда пройдены такие уровни высокие, реально начинаешь понимать, что с некоторых пор действительно, если всё-таки, как результат, намеченные испытания удастся завершить как должно, то явственно присутствует повод ожидать, что просто по определению придётся становиться именно таким, к кому, полнясь желанием спасения, возможно, обратятся самые различные из страждущих. И при возможном рассмотрении подобных обращений, отвечая на подобное, основываться точно будет правильнее и достойнее, не замечая никаких обид, подчерпнутых при продвижении по проходящей средь живущих жизни.
Ну, приключилось-обнаружилось, наконец, и новое, и точно из разряда неожиданного. Визит в Эрмитаж потребовал, и в обязаловке, одеть какую-никакую обувь прямо перед входом, и, надо же, что неожиданно при всём подобном выяснилось! Оказывается, теперь с процедурами подобного, казалось бы, простейшего порядка в наличии присутствуют существенные и серьёзные проблемы! И, надобно отметить, что такого точно уж никак, никаким образом не ожидал. По всем наметившимся признакам похоже, во всяком случае, таким образом всё получается, что от хождения и постоянно, по возможности, повсюду и босым, присутствовавший ранее размер стопы, что правой, что и левой, достаточно существенно, заметно, и во всех направлениях изменился, и, этого нельзя не отметить, изменился не чуть-чуть, а именно внушительно. При этом стопы, что всё та же правая, что левая, реально подросли, действительно, и в ширину, да и в длину, хотя такого вроде бы не скажешь, если судить, беря в основу внешний вид. Нет, левая, которую уродует тромбофлебит, есть видимость, что потолстела и распухла, скажем, чуть, слегка, однако здесь и раньше кое-что какой-то толщиной с избытком отличалось. Но ныне