Неспроста наших мастеров, хоть они и православные, на Джирге нескольких кишлаков, например в Кишкинахуде, объявляли святыми. Советские воины вместе с афганскими специалистами провели грандиозную работу по восстановлению линии электропередачи от Кандагара до гидроэлектростанции, построенной вместе с плотиной и водохранилищем в верховьях реки Гильменд неподалеку от большого волостного кишлака Мусакала. Главным организатором и руководителем этой стройки был полковник Анатолий Семенович Козин. Этот удивительный человек постоянно бурлил, заражал своей энергией всех окружающих, вносил инициативные разумные предложения. К тому же он безупречный исполнитель, доступный, общительный, корректный, но самое главное – одаренный организатор, неповторимый воин исключительного мужества и настоящий патриот своего Отечества. Он решал многие вопросы и часто – самостоятельно. Но эпопея с высоковольтной линией электропередачи была по-своему уникальной. Если бы банды не подрывали ночами огромные железобетонные стойки, несущие толстые медные провода, привезенные из Алма-Аты, то работа была бы завершена и две мощные текстильные фабрики шерстяных и хлопчатобумажных тканей с ультрасовременным оборудованием были бы запущены. А это стало бы огромным вкладом в развитие экономики Афганистана. Но оппозиция не смогла смириться с тем, что с помощью советских воинов произойдет оживление экономики, а следовательно, и улучшение жизни народа. Поэтому главари «Альянса семи» делали все, чтобы сорвать эти работы. До сих пор удивляюсь, как вообще остались живы наши самоотверженные воины вместе с полковником Козиным. Конечно, я их на верную смерть не посылал, но то, что их многомесячная работа в пустыне была сопряжена с колоссальным риском, – это факт.

Между прочим, именно благодаря инициативе и незаурядным организаторским способностям наших людей на окраине Кандагара был собран и смонтирован полевой асфальтовый завод, присланный из Советского Союза. Этот завод производил продукцию в достаточном количестве, и мы быстрыми темпами вели асфальтирование улиц Кандагара. Это было необходимо не только с точки зрения эстетики современного крупного города, но и с военных позиций. Дело в том, что в грунтовых дорогах моджахеды ночами свободно устанавливали противотанковые мины и даже фугасы, искусно маскируя свою «работу». Поэтому хоть с наступлением рассвета наши саперы под прикрытием боевых подразделений ежедневно осматривали все основные улицы города и очищали их от взрывоопасных предметов, но иногда и пропускали одиночки, а они оказывались роковыми для первой же машины. Покрытие же улиц асфальтом исключало незаметное минирование. Правда, мятежники тут же стали использовать другие виды диверсий, но, безусловно, наши действия их максимально ограничивали.

Мне часто задавали один и тот же вопрос: почему в Кандагаре так затянулись боевые действия? Причина была одна: не допустить излишних жертв – и наших воинов, и солдат афганской армии, и, конечно, населения. Поэтому шаг за шагом мы постепенно затягивали кольцо над мятежными зонами.

К нам в Кандагар приезжали практически представители всех основных служб Министерства обороны СССР. Однажды с группой различных специалистов прибыл командующий ракетными войсками и артиллерией Сухопутных войск Владимир Михайлович Михалкин. Мы предложили ему побывать в районе боевых действий, с чем он охотно согласился, а потом и убедился, что условия в Кандагаре были крайне тяжелыми. При нем тоже случались различные «картинки», например, стрельба кочующего, с приглушенным выстрелом, миномета. Южнее Кандагара, рядом с зеленой зоной, у афганцев находилась система колодцев (керизов), соединенных между собой хорошими, приспособленными для хождения почти в рост человека ходами сообщения. Вот из этих колодцев и постреливали два-три миномета, постоянно меняя позиции и создавая тем самым видимость массовости. Но самое интересное то, что невозможно было точно засечь место, откуда производился выстрел. Причиной тому было максимальное приглушение звука выстрела (раздавалось типа чиха). Оказывается, стреляли на значительной глубине, к тому же в казенник миномета наливалось немного воды (до жала, на который накалывается капсюль вышибного патрона опущенной в ствол мины) – она частично поглощала звук и абсорбировала в значительной части дым, образованный при выстреле.

Расставленная нами батарея звуковой разведки, к сожалению, из-за значительного количества других шумов не могла запеленговать стреляющий миномет такого типа. И все же как непримиримые ни сопротивлялись, но к осени 1987 года непосредственно в Кандагаре и в подавляющем большинстве уездов провинции обстановка коренным образом изменилась к лучшему. Даже первый губернатор провинции Сахраи в откровенной беседе сказал, что не верил, будто обстановку можно изменить. В городе стало спокойно. Все магазины-дуканы заработали. На базаре (а это основной барометр социально-политической и военной обстановки) с утра до вечера полно народу. Очевидно, не веря этому, в Кандагар (как мне позже рассказал губернатор) прибыл американец, видимо разведчик. Он договорился с Сахраи встретиться. Рассказывая американцу, как было и как стало, губернатор видел, что собеседник не верит ему, и прямо спросил об этом: – Мне кажется, вы не верите во все то, что я рассказываю… – Откровенно говоря, есть сомнения, – признался американский гость. – Так вот, чтобы рассеять эти сомнения, предлагаю вам вместе со мной пройтись по городу, поговорить с любыми встречными людьми, посетить несколько дуканов и обменяться впечатлениями с их хозяевами. Тогда у вас сложится объективная картина. – Да нет, – ответил американец и положил ноги на журнальный столик, за которым они сидели. Видя, что губернатор с удивлением смотрит на его ноги, американец промолвил: – Извините, но я чертовски устал… – Да нет, ничего! Можете положить на стол все четыре ноги. На что американец ответил «благодарной» улыбкой. Проведение в жизнь «политики национального примирения» поставило оппозицию в сложное положение. И хотя эта политика не нашла в ее рядах поддержки, а, наоборот, после шока и мощного давления своих хозяев (в первую очередь США и Пакистана) она перешла к более жестким шагам, – все-таки ростки мирной жизни пробивались, появлялись «зоны мира», которые в связи с прекращением боев находились на льготном обеспечении правительства. Конечно, «политика национального примирения» имела бы еще большие результаты даже в условиях непрекращающихся действий непримиримой оппозиции, если бы все партийные и государственные деятели выкладывались бы так, как это делал Наджибулла, министр племен и народностей Лаек, министр внутренних дел Гулябзой, министр энергетики Пактин. И все же оппозиции стало ясно, что может прийти конец и ей, а значит, надо немедленно выступить с альтернативой. В связи с этим опять был поднят на щит вопрос, который будировался еще с 1980 года, но потом заглох, – о создании афганского альтернативного правительства, в которое войдут только оппозиция и ее сторонники.

Если в начале 1980-х годов речь шла о создании правительства в изгнании, то теперь было решено сделать это на территории Афганистана, не в изгнании, а у себя дома. Это могло прозвучать, к тому же оппозиция рассчитывала, что оно будет признано ООН и войдет в