ни старалась обострить обстановку, все-таки в центральных районах Афганистана, на западе и во многих районах севера страны ситуация все больше склонялась к лучшему.

Как уже отмечалось выше, альтернативы «политике национального примирения» не было и нет. Только отсутствие у США желания утвердить мир на земле Афганистана не позволило претворить эту благородную идею в жизнь. Но «лед был взломан и лед пошел» – люди жаждали мира. Оппозиция отреагировала козырем: «советская оккупация» не объединяет, а разъединяет братьев-мусульман. Однако вывод наших шести боевых полков плюс «политика национального примирения» полностью опрокинули этот довод. Все увидели: советские войска могут уйти из Афганистана немедленно – так же, как они в свое время сюда вошли.

Поэтому уже в середине 1987 года в тихих кабинетах ЦРУ США началось «шевеление»: а вдруг советские войска действительно уйдут из Афганистана?! Это совершенно не отвечало интересам и курсу США. Но обстановка все-таки склонялась к тому, что 40-я армия может уйти. А когда в ноябре 1987 года на основе «политики национального примирения» была проведена Лойя Джирга (Высшее народное собрание), на которой Наджибуллу избрали президентом республики, и даже на семь лет, то это «шевеление» перешло в настоящее бурление, которое охватило в целом администрацию США и Пакистана. Дальновидный и мудрый Наджибулла, памятуя о том, что главная его цель – объединить самые широкие слои населения, вышел с инициативой дать стране название «Республика Афганистан», убрав слово «Демократическая». Тем самым Наджибулла рассчитывал привлечь к согласию те пласты народа, которые выступали против демократизации, особенно в уродливых ее проявлениях в виде изгнания мулл и т. д. Лойя Джирга его поддержала.

Этот шаг сыграл положительную роль – к Наджибулле потянулись афганские авторитеты не только внутри страны, но и из-за рубежа.

А самое главное – стали возвращаться беженцы. За один 1988 год, только по официальным данным, их вернулось более 120 тысяч, а ведь многие возвращались скрытно – это еще столько.

Как-то в очередной раз в Кабул прилетел министр иностранных дел Шеварднадзе (в другие города Афганистана, в отличие от председателя КГБ В.А. Крючкова, он не ездил) и сообщил нам, что в Женеве намечается встреча с американцами с целью выработки соглашения на предмет вывода наших войск из Афганистана. У нас возник резонный вопрос: «В связи с чем эта проблема должна обсуждаться с Соединенными Штатами? Это же ведь наш вопрос!» Министр отвечал долго и витиевато, но ничего убедительного сказать не мог. Тогда мне пришлось поставить перед ним категорическое условие, хотя вроде и нетактично было говорить в таком тоне, а тем более ставить какие-то условия министру другого ведомства, да еще в области, которая нас, военных, касается побочно. Однако я все-таки высказался:

– Если руководством принято решение подключить к проблеме вывода наших войск и американцев с пакистанцами, то, на наш взгляд, в соглашении необходимо оговорить определенные позиции. Хотя мы, все советские представительства в Афганистане, считаем, что вывод 40-й армии можно было бы провести без участия каких-то посредников, так же как и ввод проводился без них.

– Какие позиции, вы считаете, надо оговорить? – спросил Шеварднадзе, опуская вторую часть моего высказывания.

– В принципе и США, и Пакистан, коль они включены в процесс обсуждения вывода наших войск, должны нести свою ношу и разделять ответственность за стабилизацию обстановки в Афганистане. – Вы конкретнее! – бросил Шеварднадзе.

– Вывод советских войск из Афганистана не может рассматриваться в отрыве от возможного развития событий в этом регионе. Все, кто заинтересован в стабилизации обстановки, обязаны предпринять шаги, позволяющие полностью погасить боевые действия на всей территории Афганистана и вернуть народу этой страны мир. Что касается конкретных шагов, то они, на мой взгляд, должны включать в себя следующее.

Во-первых, одновременно с выводом определенной советской воинской части из Афганистана на территории Пакистана ликвидируется один из объектов оппозиции типа арсенала, склада боеприпасов или другого военного имущества, центра подготовки моджахедов, командного пункта и т. п. Сделать это просто, так как у нас есть перечень этих объектов и их координаты. Кстати, на территории Афганистана насчитывается 183 наших военных городка, а подобных им объектов оппозиции на территории Пакистана – 181 единица.

Во-вторых, действия, изложенные в пункте первом, могут быть не синхронными, а с корректировкой по времени, но не более месяца. То есть после вывода нашей воинской части оппозиция вправе ликвидировать свой объект в течение месяца, что должно быть отражено в соглашении или другом официальном документе. В-третьих, за действиями той и другой стороны должен осуществляться контроль со стороны соответствующего органа ООН, у которого должна быть схема всех объектов и хотя бы на месяц вперед план вывода войск или ликвидации объектов. В-четвертых, вывод советских войск из Афганистана должен быть разбит на два этапа, а между этапами должна быть пауза не менее полугода. После первого этапа необходимо будет подвести всесторонние итоги, в течение же паузы приучить к режиму самостоятельной жизни там, откуда выведены наши войска. В-пятых, средства массовой информации должны широко освещать порядок выполнения плана по обе стороны. Шеварднадзе внимательно выслушал мое заявление, а также выступления других наших товарищей, поддержавших меня, и сказал, что в этом есть резон и что они постараются это учесть. В то же время дал понять, что из всех перечисленных вопросов самое главное – это, конечно, вывод наших войск. Чувствуя в его словах определенный подтекст, я продолжил свою мысль: – На мой взгляд, все проблемы здесь взаимно увязаны и ни одну из них выделять нельзя. Особенно важно решение об одновременном выводе наших войск из Афганистана и ликвидации инфраструктуры оппозиции на территории Пакистана. Если мы ликвидируем эту инфраструктуру, то оппозиция будет лишена возможности продолжать войну против своего народа, поскольку будет лишена базы, которая обеспечивает им эту войну. Кроме того, фундаменталисты лишатся возможности перебросить «джихад» («священную войну») с Афганистана на территорию советской Средней Азии, о чем постоянно говорит один из лидеров оппозиции Г. Хекматияр. – И все-таки… – перебил меня Шеварднадзе. – Эдуард Амвросиевич, мне кажется, это должно быть поставлено во главу угла, – решительно продолжил я. – Иначе теряется весь смысл присутствия США в проблеме вывода наших войск из Афганистана. Мы можем их вывести без американцев, было бы решение руководства нашей страны. А Вооруженные силы Афганистана уже способны самостоятельно отстоять свою независимость. – Не уверен, не уверен. Да и Наджибулла не высказывает такой уверенности в своих Вооруженных силах. – Но мы уверены! А если у самих афганцев чувствуются нотки неуверенности, так это потому, что они за много лет уже привыкли к военной поддержке и расстаться с ней им даже психологически