Ил. 174. Н. К. Калмаков. Пушка. 1914–1916. Иллюстрированная почтовая карточка

Ил. 175. Рисунок французской гаубицы // Вокруг света. 1916. № 30

Современники отмечали, что привыкание к постоянной опасности изменяло отношение к войне: некоторые комбатанты начинали находить в ней определенную эстетику. Корреспондент П. Васильковский делился собственным опытом привыкания к артобстрелу, отмечая, что он представлял собой «красивую картину, особенно разрывы гигантских „чемоданов“ и шестнадцатидюймовых „Берт“, вздымавших колоссальные столбы песку, дыма и камней. Казалось, будто вокруг нас разом проснулись многочисленные вулканы, выбрасывавшие из жерл своих кратеров целые сонмы мрачных и черных духов подземного царства, потрясавших окрестные горы и стены фортов грохочущим, визгливо радостным хохотом. И хотя сознание подсказывало, что эти эффективные взлеты несут с собой мучения и смерть, — все же трудно было оторваться от них и отвести в сторону восхищенные глаза»[2232]. Артиллерист И. Ильин наслаждался видом небесных «барашков» от выстрелов зенитных орудий: «Очень красиво, когда все небо покрывается белыми барашками и кольцами дымков, словно от гигантской папиросы»[2233].

Ил. 176. Типы сражений с точки зрения их «технологичности» по лубочным картинкам

Иногда фантасты, знакомые с наукой, делали весьма точные предсказания: в 1916 г. был опубликован рассказ «Электрическая война будущего. Из дневника военного корреспондента 2014 года», в котором была описана электромагнитная пушка (современный рельсотрон)[2234]; также писатели предсказывали появление военных аппаратов, управляемых на расстоянии по радио (современные дроны). С другой стороны, фантазия в условиях распространявшихся технофобий склонна была и преувеличивать разрушительную силу немецких изобретений. Так, например, огнемет представлялся «огненной пилой», способной резать металл, как ножницы. Якобы со слов очевидца журналист рассказывал об этом изобретении: «На расстоянии 8–10 метров от наших позиций из верхней части цилиндра со свистом и шумом показывается огненная струя, которая достигает до 5–6 метров длины. Издали, особенно вечером или ночью, наделенный этим новым адским изобретением, кажется вооруженным как бы огненными пиками. Этот огонь вызывает столь высокую температуру, что направленный на колючие проволоки, режет их как ножницами. Температура огненной струи выше точки плавления сплава, из которого составлена проволока»[2235]. Весьма показательно, что в отношении германских технических новшеств часто использовалось прилагательное «адский». Другая газета, публикуя фотографию трофейного огнемета, подписала ее: «Против закона Божьего и человеческого».

Конечно, зооморфные изображения пушек не были доминирующими в общем числе визуальных документов. Основная масса изобразительной продукции на военную тематику (лубок, плакат, журнальные иллюстрации) использовала реалистичные образы военной техники. Тем не менее частота и характер изображения тех или иных вооружений позволяют говорить о степени тревоги, которые они вызывали в обывательской среде. Если рассмотреть 391 военный лубок и плакат из собрания Государственного центрального музея современной истории России, то окажется, что тяжелые вооружения (пушки, корабли, авиация) представлены на 120 единицах. Другая часть изображений (69,3 %) была посвящена пешим рукопашным штыковым и конным схваткам. На оставшихся изображениях доминировала полевая артиллерия (53,3 %), на втором месте шли аэропланы и цеппелины (35 %), на третьем — флот (10,8 %) и на одном изображении присутствовал блиндированный автомобиль[2236] (ил. 176).

Ил. 177. Война в воздухе. М.: Издание литографии Т-ва И. Д. Сытина, 1914. Плакат

Однако контент-анализ необходимо дополнить иконографическим методом, который показывает, что наиболее яркие и драматичные образы касались воздушных боев. На втором месте шли морские сражения. Артиллерия, доминировавшая в количественном плане, тем не менее не выступала в качестве главного объекта сцены, а играла роль стаффажа. Значительная часть изображений воздушного боя касалась тарана (между аэропланами или аэропланом и цеппелином). Если безусловным героем конных схваток был К. Крючков, то героем изображений воздушных боев — П. Н. Нестеров, однако художники рисовали и абстрактные воздушные баталии. Наиболее драматичными получались сцены ночных воздушных схваток, несмотря на их фантастичность (или, наоборот, благодаря ей). На одном из плакатов 1914 г. издательства Типографии И. Д. Сытина «Война в воздухе» была изображена ночная схватка аэропланов с цеппелинами, подсвеченная прожекторами с земли. В клубах дыма и пламени из цепеллина и протаранившего его самолета летели вниз кувыркающиеся в воздухе пилоты (ил. 177). Примечательно, что художник в 1914 г. нарисовал установленный на самолете и стреляющий через его винт пулемет, хотя впервые это было реализовано в феврале 1915 г. французским летчиком Роланом Гарросом.

Сама по себе ночная схватка с использованием такого количества авиатехники была нереальна для 1914 г. — аэропланы не были оснащены необходимыми приборами для полетов в темное время суток, кроме того, отсутствовали подсвечиваемые взлетно-посадочные полосы. Лишь со следующего года Германия начала практиковать ночные полеты, сооружая воздушные маяки и посадочные полосы с подземными огнями. В печати стали появляться упоминания о новой тактике налетов, пугавшие впечатлительных читателей. Ученый и по совместительству писатель-фантаст Я. М. Гольберг (Я. Златогоров) восхищался ночными налетами: «Ночные налеты, ночные нападения, ночные бомбардировки — все это поражает своей таинственностью, своей загадочностью. Тихо, бесшумно крадучись, появляется воздушный пират над беззащитным городом ночью, спокойно и уверенно сбрасывает он свои смертоносные разрушительные бомбы и так же незаметно и безмолвно исчезает»[2237]. Едва ли основная масса читателей разделяла восторг писателя. Источники личного происхождения подтверждают, что аэроплан и цеппелин для большинства обывателей оказывались более сильными эмоциональными раздражителями, чем пушка. Способность аэропланов летать на недосягаемой для зенитных орудий высоте и пробираться глубоко в тыл наделяла их особым статусом, и, несмотря на определенные сложности прицельного бомбометания, именно перед аэропланом человек полнее всего ощущал свою беспомощность. Особенно это касается ночных бомбардировок. Страх перед ними приводил к тому, что при звуке, отдаленно напоминавшем стрекотание двигателя самолета, у некоторых современников случались панические атаки. Если ночью происходили взрывы на складах боеприпасов, то первыми под подозрение попадали вражеские аэропланы.