Современники с тревогой рассматривали ночное небо и периодически обнаруживали на нем объекты своих страхов. Так, 17 сентября 1914 г. прошел слух, что над Петроградом летал немецкий дирижабль[2238]. 3 октября 1914 г. в 11 часов вечера над Минском был замечен неприятельский аэроплан, освещавший себе путь ярким прожектором. Произошла паника. Но вскоре выяснилось, что никакого аэроплана не было, а возмутителем спокойствия оказался загоревшийся бумажный шар (вероятно, китайский фонарик), запущенный одним из горожан[2239]. Летом 1915 г. в некоторых местностях Российской империи по ночам высоко в небе стали замечать яркий (по-видимому, снабженный прожектором) немецкий цеппелин. Журнал «Природа и люди» успокаивал своих читателей, объясняя, что за дирижабль была принята… планета Юпитер, для которой сложились особенно благоприятные условия видимости, и она засияла яркой звездой, привлекая всеобщее внимание. Летом 1916 г. сияние Юпитера повторилось, и на этот раз паника случилась в Лондоне[2240].

Так же как страхи перед артиллерией порождали слухи о «бесшумных пушках», так и страхи перед воздушными судами приводили к разговорам о цеппелинах-невидимках. В «Петроградском листке» в сентябре 1915 г. появилась статья, рассказывавшая об изобретении в Германии невидимого с земли дирижабля. Его отличала специальная вытянутая форма корпуса в виде рыбы, а также особенная покраска, исключающая блики на солнце: «В туманную погоду гигантский цеппелин совершенно сливается с окружающим пространством, и при незначительной высоте его уже совсем не видно»[2241]. Вероятно, в качестве ответа появилась информация об изобретении французами невидимых аэропланов: «Главной их конструктивной особенностью является полная прозрачность поддерживающих плоскостей, приготовленных из недавно изобретенного вещества»[2242].

Сдавали нервы перед аэропланами и у солдат на передовой. Случалось, что обстреливали своих. И. Зырянов писал: «Третий батальон „по ошибке“ обстрелял свой аэроплан. Летчик возвращался из глубокого тыла противника, где сбросил две бомбы и выдержал сильный воздушный бой. Пролетев немецкие окопы, он вздохнул свободной грудью и стал планировать над нашим лагерем довольно низко. Его подбили. Изрешетили весь кузов, крылья, пилоту прострелили плечо и ногу. Скандал на весь корпус»[2243]. Командир батальона оправдывался, что солдаты открыли огонь без приказа, отчасти от страха и злости, стихийно подчинившись чьему-то выкрику. Командир полка при этом не мог понять, как на такой низкой высоте солдаты могли не рассмотреть белые круги на крыльях самолета, впрочем, от страха им могло показаться что угодно. У набранных из числа необразованных крестьян солдат не было доверия даже к своим аэропланам. Часто их демонизировали, считали дьявольской машиной. По воспоминаниям, аэропланы, выполнявшие разведывательные функции и корректировавшие огонь артиллерии, солдаты называли «дьявольскими очами». Обстрелы продолжались даже тогда, когда летчики снижались и всяческими средствами подавали знаки: махали платками, выбрасывали записки, связывались по радиотелефону с землей и т. д. Согласно свидетельствам С. Н. Никольского, из Новогеоргиевской крепости регулярно обстреливались «Ильи Муромцы», несмотря на то что в штаб крепости передавали информацию о вылете своих самолетов[2244]. Незадолго до гибели своими был обстрелян П. Нестеров. В конце концов Ренненкампф издал приказ, запрещавший солдатам стрелять по любым воздушным целям, включая вражеские самолеты. После того как в нарушение приказа был очередной раз обстрелян русский аэроплан, несколько виновных солдат было расстреляно. В сентябре 1914 г. в районе 1‐й армии по низко летевшим четырем русским аэропланам был открыт ружейный и пулеметный огонь, в результате чего погибли несколько русских летчиков. Начальник штаба Верховного главнокомандующего генерал Н. Н. Янушкевич издал распоряжение, запрещавшее обстрел низколетящих или снижающихся аэропланов, но стрельба по своим продолжалась до конца войны[2245].

А. Б. Асташов полагает, что в ряде случаев русские солдаты вполне сознательно обстреливали свои самолеты, так как преобладало их восприятие в качестве «бесовских творений»[2246]. Уже упоминалось, что в народных эсхатологических легендах существовал прототип аэроплана — образ железной птицы: «Для умерщвления же людей живущих слетят находящиеся до сих пор на небе птицы с длинными железными клювами», — рассказывали крестьяне во второй половине XIX в.[2247] В 1915 г. А. И. Кривощеков, встретивший войну в одной из казачьих станиц, указывал на эсхатологические интерпретации германской авиации оренбургскими казаками: «Раздавались голоса, что летательная машина не простой прибор-механизм, изобретенный человеческим умом, а что здесь не обошлось дело без дьявола, с которым немцы живут в большой дружбе давно. Старики принимали аэроплан за легендарную железную птицу, которая явится перед страшным судом и будет клевать православных»[2248]. От страха казаки рассказывали, что аэропланы видели над уральскими заводами. Причем аэропланам придумывали птичьи повадки: «Днем скрываются в лесах, а как ночь настанет, полетят на добычу»[2249]. Старики рассказывали, что аэропланы могут опускаться на землю и оборачиваться людьми.

И. А. Бессонов указывает, что отношение к самолетам как железным птицам — предвестникам Апокалипсиса сохранялось на протяжении всего ХX в., и находит истоки этого образа в саранче пророка Иоиля (чьи образы заимствовал Иоанн Богослов), которая со временем в лицевых апокалипсисах трансформировалась в антропоморфных птиц в русской книжной традиции[2250]. Не случайно Н. С. Гончарова в наполненной апокалиптическими предчувствиями серии литографий «Мистические образы войны» изобразила битву аэропланов с ангелами (ил. 178). В пропагандистской открытке и лубке, изображавших сбитые немецкие самолеты, в качестве их «вины» указывалось, что эти машины, поднимаясь в воздух, оскверняют небо. Очевидно, что те же претензии солдаты могли предъявлять и русским аэропланам, которые точно так же ассоциировались с «железными птицами» Апокалипсиса. В сатирической открытке художника В. А. Табурина содержалось наставление летчику в виде поговорки: «Ни с небом, ни с ветром не дружись, а земли-матушки держись» (ил. 179). Близкий вариант содержится в словаре живого великорусского языка В. Даля: «С водою, с ветром, да с огнем не дружись, а с землею дружись: от земли вышел, земля кормит, в землю пойдешь»[2251]. Тем самым отношение к технике выстраивалось через традицию народной мудрости, что приводило к осуждению новых веяний эпохи. В этом также проявлялось столкновение традиционализма (архаичных представлений) и модерна (технических изобретений).