— Зачем вам такой огромный дом? И почему у вас так пусто в то же время…

— Потому что мне ничего не надо. Но недоразвитые существа очень чтут помпезные фасады домов тех, кто ими управляет. И поскольку они сюда не вхожи, то их собственное воображение пусть поможет им населить этот дом тем призрачным богатством, какового им всегда не хватает. Даже если они не бедны объективно. У тебя нет большого дома?

— Нет. Я живу в маленькой каморке…

— Почему? Разве не погоня за роскошью привела тебя на столь безрассудный промысел как ловля богатых самцов?

Она молчала. Ответил он, — Вопреки распространённому мнению, что особые девы есть жертвы обстоятельств, это редко так. Ты же избрала свою деятельность вовсе не потому, что корысть тобою движет, а из-за тяги к разнообразному сексу без обязательств привязки к тому, кто и есть на данный момент твой мужчина. Опровергай же! Мне интересны твои объяснения.

— Не буду я ничего вам объяснять. И не обязана…

Старик придвинулся к ней. Он отвёл её в какую-то круглую комнату, резко развернул к себе и упёрся в её глаза страшным взглядом. Его глаза были насыщенно-жёлтые как утренняя моча, и такие же тошнотворные. Азиру замутило и повело куда-то, так стало ей нехорошо.

— Верни то, что украла! — прошипел он. Пришлось отдать драгоценный футляр, стянутый в спальне у Нэи. А был он усыпан синими блестящими камушками, дорогими, бесценными должно быть. Старик скомкал сумочку Азиры, в которую она спрятала украденное. И бросил ей в лицо, а дорогую безделушку она отдала сама. Азира не могла понять, почему им, сказочным богачам, жаль такой пустяк, каковых у Нэи уж точно имелось немалое количество. Почему та сама ни разу не подарила ей ничего? Если даже в детстве всегда ей что-то дарила, да ту же куклу…

Хозяин сунул футляр в безразмерный карман просторной расшитой хламиды. Азире же он сказал всё также тихо, не повышая голоса, — Разве ты бедствуешь?

— Очень, очень я бедствую! Мне всего не хватает…»

— Разве тебе не хватает горячих и пахучих корнеплодов из живой плоти»?

— Нет, я насыщаюсь ими до отвала, — пробормотала она, не понимая смысла вопроса.

Он почти шипел, не открывая своих губ, — Сокровенный орган вместо дарителя животворного семени превращён в подателя порока и бесплодной, мгновенно протухающей слизи, а предназначенное ему и трепетное вместилище стало блудилищем и скользкой прорехой, из которой вытекает святость и подлинность вашей жизни! В итоге — вместо жизни только её скверная имитация. Отравленная мутная Вода в некогда священном сосуде. Кто виновен, спросишь? Ты! И подобные тебе! Каждый, кто нарушает заповеди Творца, считая их пустой традицией. И не было ни одного, кто избежал бы наказания за осквернение себя и других!

После этого Азиру развернуло вокруг своей оси, а старик и не пошевелился при этом! Непонятная сила вышвырнула её прочь за пределы круглой комнаты, и что-то вроде булыжника садануло её сзади в области лопаток. Он же остался стоять там, как неподвижная чёрная и страшная колонна, расписанная сказочными птицами и золотом.

— Я мог бы свернуть тебе соблазнительную шею за твоё непотребство в чужом доме, и мне очень этого хотелось. Только к чему мне тратить на тебя свой драгоценный ресурс? Ты сама себе вскоре свернёшь мозги набекрень! И больше не смей являться сюда и забивать нежнейшие ноздри моей жены своей вонью, пачкать её ядовитой слюной своих смрадных откровений. Зачем Надмирный Свет дал тебе дар красоты? Всё это ты утратишь, если не укротишь свой распущенный нрав!

Некоторое время ей нечем было дышать от боли и страха. В тот миг ей показалось, что он некто, кого она не смогла бы назвать человеком. Он был сродни мшистой скале, которая вдруг заговорила. Волосы у Азиры зашевелились от ужаса. Может, она и впрямь отравилась, выпив слишком много вина и объевшись деликатесами? Завистливая аристократка, решила Азира, вполне могла притравить её умышленно. Мстила за наполненность жизни Азиры тем, чего не было у неё самой. А ей только привиделся тот кошмар, о котором она потом помнила как-то смутно. Всю дорогу обратно её колотило так, что все мысли из неё высыпались, и она не могла говорить. И даже не своими ногами добралась Азира домой, и телохранитель аристократа приволок её на себе.

— В том доме меня чудовищно отравили, — сказала она телохранителю того, с кем и была у Тон-Ата. — Нечего было вестись на дармовые и обильные яства.

После этого случая несколько дней она валялась в своём жилище на грани жизни и смерти, и её рвало как от настоящей отравы, пока не вышел чёрный камень, похожий на кусочек горючего брикета для обогрева. Что это могло быть? Азиру трясло от ужаса и недомогания самого по себе.

Ночью ей привиделся старик и сказал ей, — Ну что? Хорошую я тебе задал взбучку? Может, подумаешь на досуге, по какой кривизне и куда, в какую выгребную яму, скользит твоя жизнь? — Он сгинул, а вонь осталась в её сне настолько реальная, как будто он окунул Азиру в эту самую ямину. Она проснулась в ужасе. Это был очень плохой сон, он был как бы продолжением того бреда, который привиделся в доме богача. Одна женщина с окраины, промышлявшая гаданием, сказала ей, что сон предвещает большую беду. Азиру, не иначе, коснулась некая тёмная и опасная сущность, которой она нечаянно попалась под ноги на дороге. Так она это объяснила. Азира должна после подобного знака судьбы вести аскетический образ жизни, пойти в Храм Надмирного Света к жрецу и принести ему выкуп за проступки. Но Азире было жалко денег, она не ведала за собою никаких проступков. Она просто жила, как могла. Не идти же ей на фабрику, где высохла родная мать, став страшной как крикливая носатая птица — падальщик? Найти себе мужа из длинного полуподземного барака и завалится с ним на жёсткую постель с грубым бельем для сотворения нищего потомства? Ну, уж увольте! Где был выбор? В Храм она пошла, но и там дерзко сказала жрецу, что путь выбран уже в начале юности. Выбирала свой путь не она, а мать притащила её в школу танцев, куда устроила её обнищавшая аристократка.

Выслушав то малое, что и было полушёпотом озвучено, заметно уклончиво в сторону лжи, ускользающее от понимания, старый жрец ответил, что девица губит себя.

— Пока человек жив, у него всегда есть выбор. Зачастую целый пучок разнообразных выборов, и только у мертвеца никакого выбора уже нет», — такой вот