забрал к себе, вторую — отправил к своему брату-близнецу Шепфамалуму. Это вроде как наш божок, создавший всё тёмное.

— Не понимаю. — Она потрясла головой. — То есть демоны — абсолютное зло, а ангелы — такое же абсолютное добро?

— Только в головах двух зашоренных, плесневелых стариков, слишком давно не вылезающих из своих уютных нор. Демон… ангел… разница в цвете крыльев, набор страстишек одинаков.

— Ты сказал, что фракции не должны смешиваться, а ещё называешь меня непризнанной. Это значит, что я — тебе не ровня и не пара?

Лица его она не видит, но чувствует, её смерили тем особым выражением, с каким в «Игре престолов» произносилось «И ничего-то ты не знаешь, Джон Сноу!».

— Ты мне ровня и пара.

— Значит этот запрет отменён?

— Да, но ты стала мне ровней и парой задолго до того, как Закон Неприкосновения аннулировали.

— Насколько серьёзны наши отношения?

— Настолько, что я не спускался на Землю, чтобы не искать с тобой встречи. Но ты ведь не это хочешь знать.

— А что я хочу знать?

— Ты хочешь знать, говорил ли я тебе…

Громко, почти криком, Виктория перебивает собеседника:

— Не хочу я этого знать!

— Почему? Ты долго ждала от меня этих слов.

— Потому что… — она странно замычала, сглотнула и вдруг выдала глухо и сокровенно, — потому что тогда ты мне ничего не оставишь, чёртова Золушка. Даже башмачка. Исчезнешь в полдень, а мне с этим всем жить.

— И выходить замуж, Непризнанная! — Зарычали в ухо, не в силах заткнуть всё то мерзкое, что насиловало изнутри.

— Какой замуж, Люцифер-Леонард?! — Хохот на грани истерики, — какое замужество?! О чём ты?! Я только что трахалась с незнакомым мне мужиком с огромным хером, как распоследняя детройтская шлюха! Без всяких доплат! На общественных началах ударницы! Прекрасно помня, что моя свадьба будет через месяц! Мне, очевидно, нельзя никакое «замуж»! Я, очевидно, лживая свинья!

— Я люблю тебя. — Если она — свинья, то он — не лучше. — Я сказал это тогда и говорю сейчас. И я найду. Придумаю. Придумаю, как утащить тебя отсюда… — словно не думал сто тысяч раз, словно не перебрал каждую из идей, словно есть хоть какой-то шанс. — Твою мать, не уворачивайся, я всё равно тебя поце… — но поздно, потому что Уокер вновь целует его первой.

Он поднимает её на руки, как невесту, которую выносят из церкви, и думает теми же категориями: «Непризнанная, я в плен тебя заберу. Ты мне до тошноты нужна, мне твоё бессмертие нужно. Я пытался, очень старался эти три с лишним года, но не вышло нихуя. Ты нужна мне женой, подругой, любовницей и матерью наших детей. И мне нужно отыскать твоё бессмертие, где бы то не скрывалось!».

— Это кухня, — когда становится ясно, что в данный момент Люций ищет не бессмертие, а кровать, перемещаясь с ней в объятиях, Вики отрывает губы и шелестит тающим снегом. — У меня нет… нет спальни.

— Где же ты спишь? — У него надменное, вызывающее улыбку недоумение. От чего-то она думает, что это связано с его родословной.

— На диване, в гостиной. — Водить пальцами в темноте по его шее и плечам и чувствовать кадык, который с шумом сглатывает от производимой щекотки, невыносимо хорошо.

«Куцая квартирка, никаких личных вещей, ноль близких родственников, нет друзей, только коллеги… Ты словно не живёшь, родная, а создаёшь видимость. — Диван разобран, она явно ленится и торопится по утрам, не считает нужным складывать. Но сейчас это устраивает. — Выполняешь обязательные пункты программы, вот, мол, смотрите, у меня есть жильё, есть работа, где-то в далёкой Калифорнии остались старые подружки из прошлой жизни, а на восточном побережье можно отыскать родню со стороны матери… и неважно, что триста лет не общались! Ещё у меня жених, прям как положено, прям как у всех девчонок! — Люцифер прижимает её к подушкам, распиная под собой крестом. Вокруг насыщенная бархатом, густо-красная ткань обивки, ему нравится этот цвет, он напоминает ему его покрывало в Школе. В этом колере волосы у Уокер всегда сияют золотом и сама она становится похожей на хéрова ангелочка, совращённого тёмными силами. — Но всё, что тебя радует, сконцентрировано в работе, потому что там хоть какой-то адреналин, иллюзия куража, который ты успела распробовать на Небесах. И тут, как с Глифтом, приходится повышать дозу…».

Когда мужчина приподнимается, Вики хочется ныть «Вернись обратно!». Он раскалён до бела, а без него по коже ползут мурашки. Но это всего лишь пауза, позволяющая ладоням перевернуть женское тело и поставить на четвереньки. Похабное, властное «Раком» он мурлычет ей на ухо, прогибая в пояснице так, что вся она теперь раскрыта для полного, гинекологического осмотра.

Никаких прелюдий, он просто резко входит в неё до конца, выбивая стоны уже не из Виктории, а из её матки, в которую упирается членом. Волосы «Смит» наматывает на кулак, ладонью стискивает грудь, пропуская сосок между пальцев, и грубо, жёстко двигается, обдавая отборными пошлостями.

— Узкая, как Дева Мария, а течёшь, как последняя сука… — он дёргает её космы и перемещает пальцы на холку, нащупывая и сжимая сонную артерию. — Шею бы тебе сломать… Шею бы тебе сломать, чтоб вернуть, если б знал, что сработает… — удушливо-приятное состояние, такое густое, что Уокер кажется, она в огромном сундуке, полном угарного дыма, и теперь галлюцинирует. — Тебе всегда нравилось, чтобы как животные. Чтобы как с заложницей соседнего королевства, которую не нужно спрашивать. Как с дешёвой шлюхой… Блять, Непризнанная, с моей шлюхой! — Толчки бешеные: шлепок, удар, шёпот, льющийся похотью. Стонать она уже не может, издаёт жалобные всхлипы, уткнувшись в подушку и повернув голову на бок. Неправдоподобно красивый профиль женщины с влажным ртом, которая вся в его власти. Люций даёт продышаться и вставляет в её губы пальцы. Один, два, всю пятерню — хамски впихивает по самые фаланги, раскрывая челюсти и стремясь коснуться гланд. — Соси давай, ты умеешь!

И она сосёт — вылизывает, целует, топит в слюне, как в цунами, чувствуя приближающийся экстаз. В животе тот напоминает огромный мыльный пузырь: зреет, растёт, наливается от каждого, скользкого движения и вот-вот…

— Дьявол! — Он выходит быстро, заставляя вопить от негодования.

— В точку, — руками раздвигает ягодицы и проводит длинным, широким языком снизу доверху. — Свой оргазм ещё надо заслужить, Уокер. — Пальцы возникают на клиторе, но едва касаются этой горошины. Всего лишь способ поддержать температуру её горения, идеальный метод управлять. — Ты согласна его отработать?

— Нет, блин, я просто так стою раком и голая! За диван что-то уронила! — Ей стыдно, но ещё больше ей хочется, чтобы