я не видел его год. Ну, сам посуди, разве Джон вернётся к тому экономическому строю, который был у нас на Земле в доазурские времена? Вернётся к деньгам? Деньги — это путь к преступности, всегда кто-то захочет иметь больше, чем у других. Когда последний раз ты слышал что-то об ограблениях, незаконной торговле, проституции, рабовладении? Олигархия, концентрация капитала в руках меньшинства? — Мишель помотал головой, — Нет, я думаю, так не будет.

Они оба замолчали.

— Я не знаю, как земляне, — продолжил Мишель, — но галеронцы хотят коммунизма для себя. Они, конечно, уже не знают, что такое капитализм, но ты им предложи его и расскажи каков он — и они к нему не вернутся. Он был на каждой планете, конечно, как исторический период развития, но… Они так же далеко от него, как мы от первобытно-общинного строя. Сам подумай: все эти люди, оказавшиеся в один непрекрасный момент жизни на закрытой производственной планете, жили при коммунизме. Просто, оказавшись тут, они познали изнанку азурской реальности. Я вот что думаю… Мне кажется, что у Джона есть видение общего будущего после победы. Не будет же он начинать восстание, не проработав план жизненного устройства после победы. Во всяком случае, если земляне захотят вернуть себе капитализм, то они останутся в меньшинстве. Что ж, останемся свободными и независимыми, не будем входить в Азур.

Ян молчал. Он неожиданно понял, что никогда не представлял, как будет выглядеть мир после победы сопротивления. Будет ли это коммунистический строй, олигархический, а быть может, и вовсе феодальный — для него это были совершенно пустые слова. Но теперь он понимал, что никаких кардинальный изменений в общественном строе не произойдёт — восстание и его победа лишь даст свободу производственным планетам и Земле. Утопические мечты древних фантастов в один момент стали для него неизбежной грядущей реальностью.

— Понимаешь, — продолжал Мишель, — земляне категорически заблуждались со своей общественной установкой, что капитализм — это единственно верное положение вещей и единственно верное экономическое учение. Большая проблема землян в том, что им не хватало массового исторического опыта других планет и цивилизаций. Мы смотрели на себя — и думали, что наше историческое развитие — истинно-правильное, что так и должны развиваться все исторические цивилизации. Но вот возьмём хотя бы пару десятков азурских планет — и увидим, что там не было средневековья в нашем понимании. Ну вот ты представь: совершенно не было всех этих атрибутов: феодального строя и монотеизма… Чтоб заставлять одних верить в непоколебимость своего униженного положения, а других — эксплуатировать без зазрения совести. Некоторые планеты никогда не знали религии как таковой! Если уж так посмотреть, то наша Земля пошла по… скажем так… неверному историческому пути, по забракованному, если уж так можно сказать…

— Ну подожди, почему бы тогда просто не взять нас под своё крыло, устроить нам коммунизм. Почему мы стали воевать с ними? Я сейчас ни капли не понимаю…

По движению силуэта головы, Ян понял, что Мишель усмехнулся. Отвечал он весьма серьёзно:

— Может быть, всё дело в нашей «гибельной агрессивности»? Ты посмотри всю нашу культуру: она вся построена на агрессии. Даже в нашей литературе для завязки сюжета должен быть конфликт. Ян, ты посмотри все наши земные произведения в жанре этой… фантастики… Нет ни единого сюжета, где встреча землян и какой-той новой цивилизации происходила без конфликта. Все мысли наших предков об инопланетянах занимала мысль о том, что любые их цели — захватнические. И что, по-твоему, Азур должен был ждать, когда на их предложение дружбы мы бы ответили выстрелами из пушек? Они же наверняка исследовали нас до встречи с нами, знали, что мы из себя представляем.

— То есть, ты думаешь, что мы сами накликали на себя беду? Послали в космос материальную мысль?

— Я не верю в такие россказни… Материальные мысли всякие… Я думаю, что всё проще. Везде же есть гнилые личности… Вот, например, глава «эсбэ» — из таких. Земля — это его путь к личной власти. Тебе Джон не рассказывал откуда у него взялся шрам, о своей первой встрече с Азуром?

— Его шрам как-то связан с Азуром?

— Ну, пусть он тебе сам расскажет. А я тебе так скажу: есть особый… закон… который позволяет давать главе «эсбэ» особые полномочия управления всем Азуром на время глобальной войны. Если помнишь, хотя, может ты и не помнишь, такой вопрос выносился на ассамблею Совета двадцать лет назад. Но тогда конфликт Земли и Азура был признан локальным, и Ва́рез Ти́льмос, — Мишель назвал имя руководителя «эсбэ», — остался без власти. Ведь вся череда конфликтов и столкновений тогда шла через «эсбэшные» провокации. Ты поспрашивай Джона, пускай он расскажет тебе подробнее. Что ж, возможно, эта новая война будет Тильмосу на руку. И этот человек вреден как нам, так и Азуру — он уводит нас от коммунизма.

Мишель встал с дивана, было видно, что этот процесс всё ещё даётся ему с трудом, может быть, Ян действительно разбудил его. Он взял бутылку с водой, сел обратно, немного отпил. Потом продолжил:

— И ты, знаешь Ян, мне кажется, что теперь я тоже могу назвать себя коммунистом…

Ян Погорельский посмотрел на Мишеля и удивился: как же этот человек, доселе ни разу ни уличённый в симпатии врагам, более того, яростный участник сопротивления, теперь вдруг становится если не на их сторону, то значительно меняет свои взгляды в сторону симпатии к противнику.

— Да, — продолжил Мишель, — многие на Галероне называют себя коммунистами, и идут в сопротивление именно с этими убеждениями.

— Так что же это получается? — спросил Ян, — Это будет война коммунистов с… коммунистами?

— Да… — ответил Мишель.

И продолжил, интонацией отделяя каждое слово:

— Это будет война коммунистов с коммунистами за коммунизм, — он помолчал немного, — Ладно, давай спать.

Они оба снова улеглись. В голове Яна снова закружили мысли, сонный морок приятно накатывал тяжестью на глаза…

Но уснуть им не дали. Тишину и дурман сна нарушил телефонный звонок — кто-то звонил Мишелю. Он вскочил с дивана, зажёг свет, от которого резануло глаза, схватил телефон и ответил. Ян мог слышать только Мишеля, но по тревожному взгляду и обрывкам фраз понял, что происходит нечто ужасное:

— Да… Где?.. И дальше?.. И в итоге?.. — Потом следовали матерные идиомы и, наконец, он бросил трубку.

А потом Мишель бросился к своей одежде и велел уже разбуженному Яну:

— Так, одевайся, друг!

— Что происходит?

Мишель оставил его вопрос без ответа, потом выглянул в окно, и словно вспомнив что-то, выбежал из комнаты.

Через