— Ян, сейчас я начну ломать дверь! Ты этого хочешь?

Ему было всё равно — дверь-то была не его. Да и потом — Галерон не такая уж маленькая планета, если к нему ворвутся, он найдёт себе место для того, чтобы остаться одному.

— Открывай, я прошу по-хорошему.

Мишель опустился на пол около двери — Ян не видел этого, но почувствовал каким-то нутряным чутьём. Может быть тем, за которое окружающие звали его телепатом. Вот уже три часа Мишель пытался до него достучаться — и всё впустую. Были и уговоры, и угрозы, и мольбы. Казалось, что Ян просто умер. Хотя, конечно, это было не так.

— Ян, ты хотя бы понимаешь, что подводишь всё сопротивление? Чем дольше ты упиваешься своим горем, тем больше шансов, что восстание будет неудачным. Ты мечтал, кажется, о свободной Земле. Так что же ты делаешь Ян? Ты как нельзя лучше сейчас ставишь его под удар. Не тяни время. Хуже ничего нет, это я тебе говорю. Хотя бы я для тебя ещё что-то значу?

Ян молчал. Он лежал на диване и рассматривал ровный белый потолок в комнате. Шов наволочки впивался в затылок — но за это время он так привык к нему, что казался частью него самого. Мишель, судя по всему, исчерпал все доводы.

— Ян! Рандалл умерла. Не вини себя. Разве твоя вина в том, что ты — землянин, а она — из Азура? Вам не суждено было быть вместе, поверь мне. Вы из враждующих сторон, да и после её смерти ты ещё продолжаешь ненавидеть Азур. Война продолжается, ты же всегда мечтал довести её до победного конца!

Ян продолжал молчать. Всё это знал он и без подсказки.

За сутки он передумал многое. Каким роковым стечением обстоятельств Ян оказался именно на той планете, где оказалась Рандалл? Точнее даже не так: почему Рандалл оказалась именно там, откуда Лиловые должны были взять старт для военного похода на Совет? И почему именно сюда был выслан Мишель? Почему Мишель числился мёртвым, хотя на деле находился среди живых и преспокойно продолжал дела Лиловых? Все эти вопросы оставались без ответов.

Ян думал: ну, а если бы Рандалл не пострадала на этих раскопках, это что-то поменяло бы в их отношениях? Разве Ранди, будучи азуркой, переметнулась бы на сторону своего жениха, который грезил убить всех азурцев? Нет, она осталась бы при своих… Ян вспомнил: она сделала свой выбор, когда он открылся ей и признался во всём. Да, она не стала предавать его, помня об их нежных чувствах, но её записка на столе, там на Земле, которую он нашёл после расставания, говорила только об одном: её выбор — Азур. Она не станет предавать своих. Любовь — слишком эфемерное чувство, и азурские менторы всегда учили этому.

Они не виделись год. За этот год Ян успел почти забыть её и вообще отрешился от этих чувств. Он запретил их для себя — однажды ошибившись при выборе женщины, он решил, что теперь совсем небезопасно иметь отношения с ними.

Ну что ж, решил он: так тому и быть. Раз уж судьба опять свела их вместе лишь для того, чтоб поставить точку в их отношениях и подвести черту под всеми нежными чувствами, которые он когда-либо мог испытать, то не нужно противиться. Нет, конечно, Ян не был фаталистом, но иногда, считал он, следует просто принимать ситуацию такой, какая она есть. Пускай же память об их отношениях живёт в нём. Впереди — столько битв и свершений…

И в тоже время он решил, что смерть Рандалл — прямое следствие Азурской политики в отношении Земли. Если бы не оккупация — он бы не пошёл в сопротивление, не потащил бы Мишеля за собой, не было бы его ненастоящей гибели, и Ян никогда бы не расстраивался так сильно, а если бы не расстроился — не признался бы Ранди о своей тайной жизни, и тогда бы она не улетела с Земли, не оказалась бы на Галероне, не отправилась бы раскапывать эти могильники, не поранилась бы… Но, с другой стороны: не будь оккупации — они бы не познакомились никогда. Что это? Рок, фатум, судьба? Как удобно всё-таки прикрыться провидением или чем-то подобным, когда ничего не в силах изменить.

Ян вдруг вспомнил, как он выходил из своего добровольного заточения год назад. Он каким-то непредвиденным образом вдруг осознал, что ничего не делает. Просто — ничего. Лежит на своём диване в той рубашке и тех же штанах, в которых он пришёл от Рандалл. Осмотрелся по сторонам — вокруг были пыль, грязь, какое-то месиво вещей, все гаджеты разрядились. По комнате витала пыль, а свет пробивался сквозь неё через окна и освещал себе пыльную дорожку. А вслед за осознанием пришло и понимание того, что он не был на работе — станции гиперлокационной связи — несколько дней, и теперь ему грозит высылка на производственную планету за тунеядство. Он ринулся к планшету, включил его. На него высыпался ворох новостей за те дни, что он отсутствовал, но главной новостью было то, что станция была взорвана ровно в тот день, когда Рандалл пришла к нему домой. Лиловые устроили теракт на станции в одну из ночей, когда она обслуживалась роботами, и это на немного облегчало задачу. Вызов на новое место работы он не получал. Оставалось дело за малым — придумать себе отмазку на то время, пока станция не была взорвана. Ян не стал долго придумывать — и просто телепатически заставил поверить азурское руководство в то, что он болел и у него есть соответствующие документы. Единственное, что Ян не мог себе простить, это то, что он так подставился и так подставил своих соратников. Пришлось спешно приводить себя в порядок — и ждать. Ждать, когда ты снова понадобишься сопротивлению. Ждать, как оказалось, так долго…

И словно в подтверждение его мыслей окружающая реальность начала приобретать материальные очертания, и сквозь мглу забытья он услышал слова Мишеля:

— Слушай, ну ты же сам читал какие-то стихи часов пять назад. Как это… «Ты просто завещала жить…» Разве не так? Жить, Ян. Понимаешь? Рандалл завещала жить. Даже если она не успела сказать этого вслух, она хотела это сказать. А ты распускаешь нюни…

Ян встал с дивана. Тяжело выдохнул, подошёл к двери, легонько толкнул её. Что-то помешало ему, что-то большое и мягкое, податливое. Но преграда тут же исчезла. Из-за двери вышел