Временами Людовик демонстрировал проблески интеллигентности, а затем все продолжалось по-прежнему.

Людовик XIV определенно принадлежал к семейству Людовиков. О нем тяжело писать, потому как жил он очень долго и всегда что-то предпринимал. Среди его увлечений были и женщины, вторгавшиеся в малые страны, аннексировавшие Алсак и Лоррейн и затем сдавшие Алсак и Лоррейн в нарушение Нантского эдикта. Каждый желал заполучить Алсак и Лоррейн, потому что они были полны страсбургских гусей.

Весь период своего правления Людовик XIV работал по восемь часов в день. Другие короли давали возможность своим министрам совершать собственные ошибки, однако Людовик настаивал на том, чтобы важные ошибки совершались лично им.

От природы он был человеком скорых решений. Принимал он их почти автоматически, но при этом возникало столько проблем, что для их решения требовались эксперты.

Жан-Батист Кольбер, авторитет в индустрии, сельском хозяйстве и финансах, ежедневно работал по шестнадцать часов и поэтому сумел сделать для страны вдвое больше, чем от него ждали. Он разработал свод суровых законов для каждого из видов деятельности, поэтому ремесленники оказались банкротами, а крестьяне питались травой, крапивой и пекли хлеб из отрубей. Некоторые из крестьян зашли так далеко, что начали одеваться в тряпки.

Поскольку Кольбер не верил в спрос и предложение, он сделал их незаконными и заменил Ловким законом, который впоследствии привел к Миссисипскому пузырю. Он приказал каждой семье иметь по десять детей, чтобы, когда они подрастали, было кого подстрелить в сопредельных странах. В результате у французов было столько детей, что сегодня у них едва ли приходится по одному ребенку на семью. После смерти Кольбера Людовик XIV увековечил его деятельность отменой Нантского эдикта и, таким образом, изгнав наиболее искусных ремесленников из Франции, заложил твердую основу Французской революции.

Длинная серия войн, которые вел Людовик XIV, также помогала разрушать страну. Это называлось la gloire.[253] Людовику было тридцать лет, когда окончилась Тридцатилетняя война, и, как он не пытался, так и не смог достигнуть чего-нибудь столь же продолжительного.

Начав со вторжения во Фландрию, он раздул интенсивную войну против голландцев, в которой добыл титул Людовика Великого, или Людовика Чурбана, за то, что не сумел нанести поражение Вильгельму Оранскому. Война против великих союзников длилась десять лет, после чего разные стороны конфликта вернули назад все, что они добыли в ней, и события развивались так же, как и прежде, за исключением того, что каждый стал на десять лет старше.[254] Один из самых острых вопросов, грозящих большими осложнениями, касался тарифа на сельдь.[255] Селедка оказала куда большее влияние на историю, нежели кто-то может себе представить.

Война за испанское наследство[256] длилась тринадцать лет, и все было бы замечательно, не вмешайся в нее герцог Марлборо. Дела пошли от плохого к худшему, и так продолжалось до тех пор, пока каждый встречный-поперечный мог победить французов. По случайности, любимый отряд Людовика был разбит человеком по имени Ламли.[257]

Хотя Людовик лично не принимал участия в сражениях,[258] он проявлял живейший интерес ко всему, что происходило с его армией, даже к личному благосостоянию солдат. Он издал приказ о том, что о раненных следует заботиться наилучшим образом, ибо они могут понадобиться вновь. Иногда он выезжал на войну в карете с парой фавориток и гигантских размеров ящиком с едой, благодаря дамам сохраняя безопасную дистанцию от линии фронта. По сей причине в некоторых местах он был известен как Людовик Такой-Сякой.[259]

Вы можете быть уверены в том, что Людовик XIV построил Версаль, огромное уникальное место, забитое мебелью Людовика Каторза и мадам де Монтеспан. Поскольку мадам де Монтеспан становилась все толще и толще, Людовик построил для нее особое помещение, где было побольше места. Версаль состоял из сотен маленьких квартир, и некоторые истории, которые в них происходили, не попали в книги.

Когда погода была достаточно теплой, в садах устраивались изумительные маленькие приемы, особенно в определенных местах, называемых кустарником короля и кустарником королевы.

Людовик XIV также изобрел этикет. Каждое утро в восемь часов его будил valet de chambre, который стоял на часах и спал в углу комнаты, будучи полностью одетым в этот опасный для здоровья час.[260] Затем в покои впускались лучшие люди, которым позволялось наблюдать за одеванием короля. На самом деле, в Версале было так много этикета, что заниматься какими бы то ни было серьезными делами было просто невозможно, если они, конечно, случались.

Воздадим ему должное: Людовик XIV поднял технику одевания и раздевания на публике до такой степени совершенства, которой она уже никогда более не достигала. Почему именно этот процесс возглавлял этикет? Ответ на этот вопрос находится за пределами нашего исследования.

В любом случае, те читатели, которые полагают, что общественная жизнь сегодня выдвигает чрезмерные требования, должны признать, что, по крайней мере, они не обязаны подниматься в семь тридцать и отправляться наблюдать за тем, как кто-то надевает свои штаны.[261]

К двадцать первому году своей жизни, когда он женился на испанской принцессе Марии-Терезе, Людовик уже успел пообщаться с довольно большим количеством других дам, начиная со старой одноглазой мадам де Бювуа, соблазнившей его в восемнадцатилетнем возрасте. Она была первой дамой его спальни после его матери и, предположительно, его наставницей по этому разделу домашней науки. Мне любопытно, вставал ли после этого Людовик с той ноги. Вскорости он прогуливался в кустарниках короля с Олимпией Манчини, племянницей кардинала Мазарини. Поговаривают, что дочь одного из садовников родила ему ребенка. Что ж, он никогда не пропускал свои дневные занятия в парке.