в угол. Буй Суй скептически поморщился, оглядев моё новое тело. Да, сухощавое и крепкое. И вообще… Но не в размерах же дело!

Дело было в том, что на моём теле не оказалось ни одной раны. Да, кровь была, полосы глубоких царапин, но открытых ран не было. Я присел пару раз, подпрыгнул и коснулся грудью потолка. Болевых ощущений не наблюдалось.

— Хватит хвастаться своим проклятием. Полезай в чан! — скомандовал Буй Суй.

Я не стал спорить — зачем? Всё равно кровь надо было смыть, так что лучшего способа, чем купание в воде и придумать нельзя.

Теплые воды приняли меня в ласковые объятия. В темной жидкости я отвел прочь плавающие лепестки боярышника, сакуры, кусочки жень-шеня, имбиря и зеленого чая. Мимо моей груди сосредоточенно проплыли два листа черной смородины, за собой они тащили ветку укропа.

Это лечебный чан или меня хотят засолить для показа потомкам?

— Выпей вот это, — Буй Суй протянул мне склянку с изумрудной жидкостью.

— Что это?

— Лекарство Заживления на основе тысячелистника, пчелиного яда и муравьиного спирта. Пей и не спрашивай. Если бы я хотел тебя отравить, то выбрал бы менее изощренный способ.

Я пригубил. Мне обожгло вкусовые сосочки с такой силой, словно лизнул головню. Потом эта дрянь пробралась в желудок…

Ух, какая же отвратительная мерзость! Словно какашки павиана смешали со слюной игуаны и выдерживали месяц в желудочном соке жабы. Меня едва не стошнило в чан с лекарственными травами.

А что? Добавил бы морковки в этот бульон…

— Что это за дрянь? Она даже на вкус близко не подходит к тысячелистнику, — проговорил я.

— Это настой Светлой Правды. Нет-нет, не стоит пытаться выплюнуть, она уже всосалась в кровь и теперь ты мне расскажешь всю правду, — радостно оскалился Буй Суй.

Вот что за люди?

Если не получается победить честно, то пытаются отравить. Нет, настой Светлой Правды — это ещё далеко не отрава, но и приятного мало. Она развязывает любой язык. Даже если ты не хочешь говорить, то расскажешь всё, от момента рождения и до времени, когда задали вопрос.

А мне есть что скрывать…

Перед глазами поплыло. Буй Суй раздвоился, правда, от этого не стал более привлекательным. Даже мой синяк не смог улучшить его физиономию, так что сейчас передо мной перекатывались с носка на пятку два лысых уродца с фингалами.

Руки? Ноги?

Нет, в теплой воде явно что-то было помимо лекарственных трав. Я не мог пошевелить ничем, даже мизинцем левой ноги, а он-то у меня считался самым активным.

— Фто ты хофешь ужнать?

Язык во рту достиг размеров бамбукового бревна и с трудом ворочался в обжигающей полости.

Я не узнал свой голос. Или это был не мой голос?

Я противился воздействию настоя Светлой Правды, но вот моё тело полностью подчинилось его тлетворному влиянию. Я словно оказался заперт в маленькой каморке, из которой мог видеть расплывчатые силуэты двух Буй Суев. Малоприятное зрелище и малоприятное положение…

— Почему я не смог тебя победить?

— Я не шмог умереть, потому что жадейштвовалошь умение поглощать энергию Ци.

— Кто ты такой? — спросил Буй Суй.

Его голос долетел сквозь слой грязной ваты, которую мне кто-то напихал в уши. Или вовсе не было никакой ваты, а это всего лишь барабанные перепонки расслабились?

— Меня жовут Женя Штариков, — выдал мой расслабленный рот.

Демон побери! Да это же отвечает моё тело, а вовсе не мой разум. Вот бы удивился Буй Суй, когда я ему ляпнул, что меня зовут Сиджар Грозный. Возможно, он бы даже обмочил свои фиолетовые штаны-дзюбон…

— Откуда ты? — снова пробился сквозь слои ваты голос Буй Суя.

— Иж другого мира, иж Мошквы. Родилшя в Иваново, учушь в штолице нашей Родины, — проговорило моё тело.

— Что у тебя за стиль боевых искусств?

— Рушшкий боевой штиль. Я обучалшя в школе, потом в универшитете. Рушшкий бой — шила!

— Что? Что это за стиль такой? В чем его магия?

— В практифношти, — ответил мой рот.

— Что? В какой практичности? В чем твоя слабость? Как тебя победить?

Он всё-таки хочет меня победить? Вот как не стыдно?

А ведь притворялся другом и даже хотел помочь справиться с внутренними ранами. Подлая лиса! Но, на каждую подлость найдется своя хитрость… Как говорится: «На каждое хитро скрученное кимоно найдутся свои бамбуковые палочки с оптическим прицелом».

Стоило мне только об этом подумать, как действие настоя ослабело. Я почувствовал, что тело снова подчиняется мне, и рот уже не такой деревянный. Ну что же, пришло время рассказать о том, чего я больше всего люблю и как меня можно «победить». Евгений явно снова отдал мне бразды правления, и я воспользовался ими в полной мере.

— Моё тело подфиняетшя штрогому рашпорядку дня, — начал я своё вещание. — Иж этого беру я шилу. Ешли меня вкушно кормить и давать много шпать, то я теряю швою шилу и только так меня можно победить. А ешли ко мне пришилать каждую ночь гейшу, то я жа неделю могу превратитьшя в штолетнего штарца…

Вроде бы говорил также, как и прежде. Даже шепелявил в нужных местах. Надеюсь, что я неплохо сыграл свою роль, чтобы Буй Суй мне поверил.

— Да? И как же тебя вкусно кормить? — заинтересованно подался вперед Буй Суй.

Вот если я сейчас плесну ногой, то ему в рот залетит пучок укропа. Муахихик… Правда, после этого моя хитрость будет раскрыта, так что я сдержал свой порыв и продолжил играть человека, отравленного настоем Светлой Правды.

— Швинина, тофу и мягкие булофки офень шильно ошлабляют мой органижм. Штоит мне шъешть кушофек и я шражу же теряю волю к победе. А ешли меня так кормить каждый день, то фереж мешяц я умру…

— Как через месяц? Ты же сказал через неделю? — разгорячился Буй Суй.

— Гейши, — многозначительно напомнил я.

— Ах да, гейши… Ну, на территорию монастыря их не пустят, так что придется убивать тебя с помощью еды. И ведь самую вкусную выбрал… Какой ты всё-таки урод… Нет, я дождусь, пока ты ослабеешь и убью при всех учениках. Моя месть будет жестока! Буй Суй умеет ждать! А сейчас… — старший ученик сделал шаг к чану, после этого он сотворил мудру повиновения. — А сейчас ты обо всём забудешь! Всё будет так, как до момента, когда ты попробовал настой Светлой Правды. Не было двух минут, забудь о них!

После такой проникновенной речи старший ученик пнул чан с водой. Я глубоко вздохнул и огляделся по сторонам, как человек, который только что проснулся. Старший ученик