– Чего-то долго воно решае.

– Дело серьёзное.

– Да уж куда сурьёзнее!

Купили ящик минералки, хлеба буханку, колбасы, пряников. В пакеты замотали еду.

Выскочили на дорогу Овруч – Припять.

Перед переездом железной дороги на Янов стали делать замеры.

Я запоминал, кое-что записывал для себя. Варис был сосредоточен, молча работал.

– И впрямь – тут вот уровень высоченный. Справа, метров двадцать от переезда. Необъяснимо, без всякой логики. Должно быть, что-то сильно «грязное» вывозили, да кусок и обронили.

– Может быть, ветром. Весь квадрат – четыре на четыре – нормальный. А тут что-то не так – очень мощная доза излучения, – предположил я.

В деревне было тихо, пустынно. Мы двигались медленно по улице, стараясь не пылить, и чтобы пыль не обогнала эрхашку.

Справа, над невысоким забором росла большая вишня. Женщина в светлом, открытом платье рвала спелые, почти чёрные, неестественно крупные плоды. Трёхлитровая банка на верёвке, скрученной из марли, висела через плечо и была заполнена на треть.

Остановились. Поздоровались.

– Вы жеж гляньте – яка гарна ягода! – засмеялась она, протягивая горсть. Пальцы были испачканы тёмным соком. – Берить, будьте ласка!

– Есть кто в деревне? – спросил я.

– Я туточки, та бильш – ни божеж мий! Нэмае ныко́го!

– А вы как тут? Местная?

– Тэж мий садочэк.

– А где живёте?

– Так отож и живу.

– Здесь опасно, радиация. Мы вас можем отвезти на милицейский пост, помочь.

– Тю! Я же мэстная, чого ж мэне боятысь? Нэ трэба ни який милиции!

– Ну, смотрите, аккуратней.

– Берить ягод, нэ жалко! Дужэ гарна ягода у этому року! Дужэ богато!

И засмеялась счастливым смехом человека, живущего вне времени.

Мы развернулись около Бураковки, немного не доехали до Припяти. Пора было возвращаться.

Встреча с женщиной не выходила из головы.

– Сколько ж ей лет? – сказал Пётр.

– Да так – симпатичная, молодая… внешне, – сказал Варис.

– Сумасшедшие живут по своим часам, – сказал я. – Они в другом измерении, в другом мире. Сломали секундомер на какой-то одной мысли, да так и живут. Остальное не интересно.

Ушли вправо. Деревня плавно увернулась рядом домов влево. АЭС осталась сзади. Уезжали от неё, и так сильно было любопытство: хотя бы глазком взглянуть – что же там, увидеть собственными глазами.

Левее, на фоне зреющего ячменного поля – высоченная ажурная конструкция. Сошла с плаката про успехи в строительстве светлого будущего.

Это был таинственный «Чернобыль-2» – загоризонтная антенна, призванная охранять и предупреждать возможный удар вероятного противника.

Уникальная разработка.

* * *

Место подходящее. Остановились в тени, у обочины, руки вымыли минералкой, пожевали колбасы с хлебом, пряников, запили тёплой водой прямо из горлышка. Перекурили. Обед закончился, поехали дальше.

Издалека послышалась стрельба. Кто-то палит из охотничьего ружья. Подъехали к деревне Лубянке. Километров двенадцать от четвёртого блока, судя по масштабу карты.

Двинулись по центральной улице. Стоп! Вот в этом месте – забор проб грунта. Надо войти во двор, замерить фон, стены, воду в колодце. Вот в этой самой «точке». Это очень важно.

В бревенчатом сарае лает басом собака.

На двери, белой стороной, крышка от посылочного ящика. Написано детским почерком – «Здесь живёт собака Брут. Он хороший. Не убивайте его».

В щели видно, как радуется пёс нашему приходу, вертит хвостом, поскуливает.

Пропихнули остатки колбасы. Мгновенно проглотил, облизывается.

Приступаем к замерам.

Остановился у штакетника самосвал.

Подошёл мужик в синей майке, в руках двустволка. На поясе крюк из арматуры, ручка согнута большим скруглением, синей изолентой под руку обмотана, острие блестит на солнце, видно, крюк постоянно в работе.

Сутулится, лицо усталое. Лет ему пятьдесят будет. Трудно определить – сильный загар, до черноты, небритость.

Поздоровались.

– Как тут у вас? – спросил мужик, – помощь не нужна?

– Нормально. Сами управимся.

– Жалуются, собаки голодные мешают, не дают замеры делать. Берегут собственность – накидываются. Хозяйское добро караулят. Вот нас райотдел милиции привлёк к отстрелу. От общества охотников. Как уровень? В норме? А то – целый день тут купоросимся и знать не знаем, сколько тут радиации.

– В шерсти много концентрируется радиации, вы осторожнее. А мы тут подкормили одного бедолагу. Вы уж его не трогайте, – заступился я за пса.

– Он смирный, – сказал Пётр, – понятливый.

– Да мы знаем. Этот взаперти, не мешает. Да нам уж и самим надоело. Вишь, – показал на плечо, – синее уже – болит. Отдача. Бьём, бьём. Примерно тысяч десять уже настреляли. Начальник райотдела милиции так сказал.

– Тихо, должно быть, всех уже перебили, – сказал Варис, – и наш молчит, наверное, понимает опасность.

– Что ты! Они тоже хитрят. Один выстрел – и все попрятались. Только уедем – они снова вылезают. Переждём пару дней – и опять. Да мы сильно-то не гоняемся. Жалко же их всё равно. А что делать? Может, убегут хозяев искать. Которые на цепи – голодные, злые. Стерегут дом, на посту. Отощали так, что из ошейников выскальзывают. Другой раз вверх ка-а-ак пальнёшь. Шанс даёшь, а он – кидается, как на амбразуру. – Пробормотал тихо: – Пропади оно…

И побрёл к самосвалу.

– У каждого свой Чернобыль, – подумал я, – и один – на всех!

Выкроили время, съездили с Егором в райотдел милиции, взять разрешение на отстрел собак – у Егора был билет Общества охотников. Не дали нам разрешения.

И я был этому рад.

По асфальту помчались быстро, добавили оборотов.

Варис внимательно разглядывал нутро «лепестка». – Ищешь атомы? – спросил Пётр. – Считаешь, как блох, сколько насобирал на шкуре?

– Ищу. Вот, если он порозовеет изнутри, значит, прилично «глотнули». Первый признак. Запомните. Прибор может и соврать, а эта примета – самая точная.

– Ну и как?

– Нормально. Сегодня – нормально.

– А если – перебор?

– Лучше всего спиртным. Нуклиды вывести.

– Кто что говорит! – возразил Пётр.

– В прошлый прилёт из Семипалатинска радиолог, Дмитрий его зовут, рассказывал, – сказал Варис. – Был студентом МИФИ, делали опыт в лаборатории, тигель опрокинули с мощным радиоактивным изотопом. Тут же сигнализация сработала, вывезли их на «скорой». Санитар опытный, спиртика налил стакан. Лето, жара. Двое отказались, а Дмитрий – выпил, закосел, конечно. Да только тех двоих давно уже нет, а Дмитрий – живой!