моей улыбки. — Вы здесь хозяин, а меня отдали вам в сиделки. Поэтому я не собираюсь никак притеснять вас, а желаю лишь выполнить поручение короля.

— Стать моей сиделкой? — он покачал головой. — Но я прекрасно обходился без сиделок, леди Изабелла. Просто наслаждайтесь отдыхом и ни о чем не беспокойтесь.

— О нет! — я порывисто повернулась к нему и сжала его руку. — Позвольте, я не буду бездельничать. Пусть вы привыкли обходиться сами, но есть что-то, чем я могу вам услужить. Я неплохо готовлю, а еще играю на лютне, могу читать вам…

— Читать — это было бы прекрасно, — он благодарно пожал мою ладонь. Пальцы у него были сильными, и рукопожатие больше походило на сдавливание в тисках. — Милдрют не любит чтение, и не умеет играть ни на одном музыкальном инструменте, а у вас приятный голос. Уверен, вы еще и чудесно поете.

— Чуть-чуть более чем неплохо, — заверила я его со смехом.

— Но сегодня вы просто отдыхаете, — сказал он и отпустил мою руку, найдя дверь и коснувшись ее. — Устраивайтесь, как вам будет удобно, можете брать в доме все, что заблагорассудиться. Еду нам привозят раз в неделю, так что ни в чем себя не ограничивайте.

— Благодарю, господин, — ответила я тепло. — Вы так добры…

— Это вы добры, раз решили развлечь калеку чтением и музыкой.

Обмен любезностями прервала Милдрют, тащившая сундук.

Она была вся красная — не знаю, то ли от того, что несла тяжесть, то ли негодования.

— Спасибо за помощь, — сказала я, не делая даже попытки ей помочь. — Поставьте сундук вот к этой стене, пожалуйста.

— Я помогу, — Тристан наклонился, нашарил ручки сундука и поднял его, как будто он весил, как котенок. — Куда поставить?

— Идите прямо, — Милдрют заботливо обхватила Тристана за пояс, подсказывая, куда идти.

Наконец, сундук занял свое место, и господин со служанкой удалились, оставив меня одну.

Первым делом я осмотрела комнату более внимательно. В деревянном ящике я нашла матрас и подушки, а сверху лежали тонкие льняные простыни, переложенные мешочками с душистыми травами. Зато в столе не было никаких ящиков, и мне пришлось оставить свои вещи в сундуке. Комната была пыльной, видимо, в ней давно никто не жил, и я сразу взялась за дело.

Милдрют, выглянувшая в коридор из комнаты лорда Тристана, только покривилась, когда увидела, что я ношу из кухни воду, но мешать мне не стала.

Я вымыла оконные стекла и вытерла их насухо, чтобы не было разводов. Я смахнула пыль со стола и ящика, обмела стены и вымыла пол. Потом я вынесла подушки, матрас и постельное белье на солнце и выбила их о металлический столб качелей. Когда я вернулась, нагруженная до макушки, то увидела, что в комнате появилось кое-что новое — на столе была разостлана соломенная циновка, а на ней стоял изящный фарфоровый чайник — зеленый, с изогнутым носиком, и четыре плоских чашки — тоже зеленые, без ручек, с тонким рисунком в виде танцующих журавлей.

Мне не приходилось раньше видеть такую изысканную и одновременно простую посуду, и я, позабыв обо всем, долго вертела в руках чашки, любуясь идеальной плавностью линий и рисунком.

— Маленький подарок по случаю новоселья, — услышала я голос лорда Тристана.

Он вошел незаметно, и от неожиданности я едва не уронила фарфоровую чашку. Милдрют стояла за его спиной, пренебрежительно оглядывая комнату.

— Слишком дорогой подарок, — ответила я, осторожно поставив чашку на столик. — С вашего разрешения, я буду пользоваться им, пока живу здесь. Но не заберу с собой, когда… вы решите меня отпустить.

— Мне хотелось порадовать вас чем-нибудь, — сказал он, намеренно или без умысла не ответив на мои последние слова. — Эту посуду мой отец привез, когда путешествовал по восточным границам. Она красивая, я помню.

— Очень красивая, — подтвердила я. — Для меня будет честью пользоваться ею.

— Вот и славно, — он чуть поклонился в мою сторону. — Мы с Милдрют хотим прогуляться, жара спала. Хотите составить компанию? Нам будет очень приятно.

Бедняга, если бы он видел лицо Милдрют, то не произнес бы таких слов. Но она промолчала, а я решила не подливать масла в огонь хотя бы в первый вечер, и ответила:

— Очень признательна за приглашение, но сегодня мне бы хотелось побыть одной, если вы не возражаете.

— Не возражаю, — лорд Тристан положил руку Милдрют на плечо. — Мы тут живем размеренно, рано ложимся, рано встаем, но никто не станет заставлять вас жить так же. Вы вольны делать что угодно, леди Изабелла. Здесь вы дорогая гостья, а не пленница.

Вот так. Значит, он, все же, услышал и запомнил мои слова. На мгновение я ощутила укол совести. Он не был виноват в моих заключениях, и повел себя, как рыцарь по отношению ко мне. Даже после того, как его дядюшка прямо отдал меня ему для постельных утех.

Они с Милдрют ушли, а я на всякий случай заперла дверь изнутри. Спускались мягкие сумерки, и я сдвинула застекленные рамы в сторону, чтобы вдохнуть свежий морской воздух, и долго смотрела, как закатное солнце медленно тонуло в волнах. Последний луч, прочертивший небосклон, был оранжевым, а вовсе не зеленым.

Я оставила окно открытым, потому что мне хотелось смотреть, как небо постепенно темнеет, и хотелось слышать шум морских волн. Он подействовал на меня убаюкивающее, как песня нянюшки в детстве, и вскоре я уснула — сладко и крепко, как не спала со времен, когда отец еще был жив.

Глава 10. Новая жизнь

Утром я проснулась и не сразу поняла, где нахожусь, глядя в деревянный потолок. До меня доносились дыхание ветра и моря, солнце бросало в комнату снопы золотистых лучей, и кричали чайки.

Дом на скале.

Я в доме на скале.

Лежа в постели, я наблюдала, как скачут солнечные зайчики по стенам, и мне казалось, что все это — продолжение сна.

Набросив халат поверх ночной рубашки, я отперла двери, прошла коридором, прислушиваясь, что делается в комнате лорда Тристана, но там было тихо. Ни в ванной комнате, ни в кухне никого не было, и я уже подумывала, не бросили ли гостеприимные хозяева меня здесь в одиночестве, но тут услышала голоса лорда Тристана и его служанки.

Выглянув из дома, я увидела и саму парочку — они наслаждались беседой и утром. Брат герцога принимал ванну, удобно расположившись в каменной чаше, а Милдрют сидела на ее краю и болтала ногой.

Мне не было слышно, о чем они говорили, но Милдрют то и дело