Буржуи и кадеты.

Одновременно восхваляя советскую власть, ребята рассказывали, как профилактировать инфекции и вообще здраво поддерживать чистоту, что казалось логичным, учитывая эпидемию тифа и холеры в стране. Я внимательно слушал, как агитбригады убеждали избавиться от вшей, рекомендовали проветривать помещения, пить чистую воду, ну и все в таком духе, опять же, в виде развлекательных частушек. Я действительно заслушивался, потому что единственными частушками, которые я знал до этого, были разве что про бабу, приехавшую в колхоз имени Мичурина…

В целом заставляла улыбаться общая тональность призывов партии. Мне, человеку 21-го века, когда политтехнологии шагнули далеко вперед, призывы типа «Кто не пойдет на воскресник, тот жаждет страданий трудового народа!» казались забавными. Но это срабатывало, ведь и аудитория была иная, еще не испорченная чернухой с телевизионного ящика. «Правда» и агитбригады искрили задором идеального коммунистического общества. И самое главное, что люди верили в свои слова… Эх, знали бы отцы-основатели, во что превратили великую страну их непутевые наследнички.

Но чего не отнять у большевиков – это безусловную веру в свою политическую программу, часть которой реализовалась в СССР времен «золотой эпохи». На это было приятно смотреть, и это заражало.

«Карусель» смены больных изо дня на день ускорялась. В лазарете никого не держали и выписывали, как только больной мог встать на ноги и худо-бедно передвигаться. Стоишь и не падаешь – выписан, а твоя койка в тот же час занимается раненым. Первые несколько дней я общался с новым соседом, Павликом, которого заселили вместо шулера Васька. Павлик получил осколочное ранение в голову и потому упал с лошади. Ему был прописан постельный режим, но, как следует выспавшись, к вечеру первого дня, он уже сидел на койке и в красках рассказывал, как обстоят дела на фронтах Гражданской войны.

- Погнали этих подлюк, что пятки у них засверкали, – кичился Павлик, вспоминая, как буденовцам удалось выбить деникинцев из Ростова. – Ничего, дайте нам в полную грудь задышать, и мы их еще из Ростова довычистим, как вшей раздавим, следа не останется!

Я внимательно слушал, глядя в горящие глаза борца за свободу, вопросов задавал минимум (все, что надо, солдатик рассказывал сам), а услышанное впитывал, как губка воду. Мыслил паренек грамотно, действительно многие белые остались в Ростове и скрывались, но не смирились с переменами, и этот гнойник еще предстояло вычищать – долго и муторно. Но кое-что другое храбрый солдатик все же не учитывал в своих суждениях – белые, в большинстве своем, хоть и были, в понятиях простого народа, господами и буржуями, но являлись настоящими профессиональными военными. Я достаточно поверхностно знал историю начала 20-х годов, но мне почему-то казалось, что белые еще скажут свое последнее слово, и победу праздновать преждевременно.

- Какой тебе вычистим, ложись, кому говорю, у самого вшей полная голова! – ругала Пашу сестричка.

- А вы что думаете, слабо, шо ли? – восклицал сосед.

- Я думаю, ты, прости господи, сейчас сам нужду справить не можешь, а все рвешься обратно к своему Буденному! – вздыхала сестричка, подкладывая под солдатика утку.

Правда, разговоры с Пашей продолжались недолго. Вскоре пареньку стало хуже, и он целыми днями только и делал, что спал, то и дело пропуская и без того ставшие редкими приемы пищи. Ходить по лазарету медсестра не разрешала, а те, кто это делал, становился первым кандидатом на выписку. Надо ли говорить, что большинство народу лежали в тишине, опасаясь нарушить строгие порядки. Не скажу, что эти люди были трусами, но возвращаться обратно в «мясорубку» практически никто не спешил.

Приходила тетушка, и я даже поймал себя на мысли, что чувствую некую радость при ее виде, хотя для меня эта женщина, по сути, была посторонним человеком. Но, черт возьми, при виде Глаши я , без всяких шуток, поймал себя на неком воодушевлении. Правда, чуток расстроился, когда понял, что тетушка пришла с пустыми руками, без гостинца выздоравливающему. Эх… от поджаренного хлеба из того тостера я бы точно не отказался, ну да ладно.

Тетушка сначала со строгим лицом отчитала меня, а потом полезла обниматься, утыкаясь мокрыми глазами в мое худенькое плечо. Я начал ее успокаивать, что чувствую себя великолепно, несмотря на худобу (за время пребывания в больнице, на скудных харчах, я-таки скинул пару килограмм), но в ответ она попыталась выбить из меня клятву.

- Поклянись, что не сунешься в милицию и больше не станешь выдумывать всякую ерунду! – шептала тетушка, предположив, что это именно желание служить едва не довело меня до могилы. – Наверняка твои дружки услышали, что ты в милицию рвешься, и из-за этого надумали тебя пырнуть. Дабы чего лишнего не разболтал.

Понятно, что я никому ни о чем не клялся… но улыбался старательно и широко, чтобы хоть как-то тетушку успокоить. А вот Лиза так и не пришла. Видимо, таким как она не положено проведывать таких как я.

В том, что у меня теперь новая жизнь, я больше не сомневался ни секунды. Все больше осваивался в новом теле и определено кайфовал от своей второй молодости, хотя и понимал, что новому мне предстоит жить в крайне непростые времена. Пару раз я задавался вопросом о том, что стало с самим Нафаней? Даже пытался на эту тему размышлять, борясь с сонливым бездельем. Что если он попал в мое прежнее тело и там же, как я здесь… выжил, чем черт не шутит? Хотя это вряд ли, мне настоящему все же стрельнули в голову почти в упор, а Гришку здесь только зацепили, по касательной… или не зацепили, а тоже убили наглухо? Ведь те преступники из ресторана были всерьез уверены, что меня убили. И удивились, когда поняли, что я жив. Буду надеяться, что если сам Нафаня всё-таки переместился в мое тело, то ему повезло не меньше. И он сейчас живехонек и кайфует от жизни в 21-м веке... правда, извини, брат, но в моей жизни не слишком много кайфа. Разве что будешь периодически слушать истерики моей бывшей, которую в очередной раз выпрет ее бойфренд (до сих пор коробит от этого дурацкого слова), и она станет обвинять во всех неудачах бывшего муженька. Я-то уже был привычен к одной и той же шарманке, что она, мол, выходила замуж за сержанта, чтобы стать женой генерала. Да вот как-то не срослось, никогда я