определить марку. Никогда не отличалась широкими познаниями в мире авто. Да и дождь льёт стеной. Успеваю заметить, как по направлению ко мне спешит мужчина. И тут же отворачиваюсь.

«Наверное, человек, правда, хочет помочь», — мелькает запоздалая мысль, когда носки чёрных ботинок оказываются возле меня.

Я поднимаю голову, изучающим взором скольжу вверх по тёмным брюкам, которые уже кажутся промокшими насквозь. Взгляд цепляет массивную пряжку ремня в тот самый момент, когда я слышу сдержанный, уверенный и такой знакомый низкий голос:

— Заболеешь, Аль. Вставай.

Мозолистые руки на удивление заботливо и мягко приподнимают меня и прижимают к крепкому мужскому телу.

— Отойди от меня подальше.

Бью Колю ладонями в грудь и отодвигаюсь на шаг назад.

Навязчивые мысли и воспоминания об этом человеке сегодня отошли на второй план, зато вчера я отгоняла их от себя особенно тщательно.

— Ты ещё и босиком? Больше заняться нечем, как вечерние капли лицом ловить?

— Тебе-то какое дело?

— А такое. Ты замёрзла вся и дрожишь. Если тебе заняться нечем, составишь мне компанию на вечер.

— Обойдёшься.

Пытаюсь отойти ещё на шаг назад, но чувствую, как мужчина, выбрасывая вперёд руку, хватает за локоть и неумолимо тянет обратно.

— Поехали, — он властно, но не грубо перехватывает запястье, потихоньку увлекает за собой. — Обувь забираем?

— Нет, конечно. Это уже мусор.

— Как скажешь.

Долохов наглеет окончательно (да чего уж там, в этом человеке всегда уживались наглость, участие и удивительная нежность, а я всегда кайфовала от этого) и берёт меня на руки.

— Совсем обалдел? Тебе кто трогать меня разрешал?

— Ой, да помолчи ты уже.

Он действительно несёт меня к машине. У меня нет слов. Правда, помочь хочет? В самом деле, беспокоится?

— Коль, я тебе машину испачкаю. Не надо. Езжай.

— Я и говорю: мы уезжаем.

Стыдливо опускаюсь на сидение. Пристёгиваюсь. Представляю, как уныло я выгляжу со стороны: вся испачканная, с зарёванным, опухшим лицом. Это кошмар. Перед Колей стыдно за мой внешний вид. Разве так можно? Страдать нужно с лёгкой, загадочной полуулыбкой и так, чтобы никто не знал, каково на самом деле в душе. А не быть посмешищем. Просто отлично!

— Домой хочешь? — раздаётся слева спокойный голос.

Вот уж куда я точно сейчас не хочу, так это домой. В квартиру, где мы с мужем делили постель, в то время как в ней «был» ещё кто-то третий. И этот кто-то нежно обнимал меня в минуты боли и страданий. А в детстве помогал ополаскивать волосы после купания и заботливо расчёсывал длинные пряди.

— Нет, — не могу домой. Дома сильнее болит. Дома слабее защита. Дома никак не спрятаться от ярких воспоминаний. Дома не скрыться от своих мыслей. Одиночество не даст дома покоя. А мне так хочется забыться, чтобы потом проснуться уже другим человеком.

Не хочу возвращаться в пустую квартиру. Завтра я постараюсь запереть внутренних демонов на сто замков, но сегодня я просто не в состоянии взять себя в руки.

— Куда?

Он, конечно, уточняет, куда мы поедем вместе. А я не слишком чётко обозначаю, что нам с ним не по пути.

— Высади меня… где-нибудь… там, подальше, — неопределённо указываю вперёд. На самом деле, машу рукой в неизвестном направлении. Но ведь Коля говорил, что понимает меня с полувзгляда. Так что пусть сам теперь разбирается. — Вон там.

— Ясно.

Машина плавно трогается с места.

— Аль, — странно, он, несмотря ни на что, называет меня, как и раньше. Точно бы у нас общая тайна. Одна на двоих. Словно мы до сих пор связаны невидимой нитью. Будто даже сейчас мужчина смакует на губах моё имя. Для всех окружающих я всегда была и остаюсь Лесей. И только родители, не сговариваясь, всегда звали меня мягким «Аля». И ещё Коля. — Облокачивайся, не стесняйся. Всё равно в выходные отдам тачку на комплекс. И химчистку салона заодно закажу.

Нет сил спорить. Смотрю на дорогу, устало откидываюсь на спинку. Удобно. Мягко. Красиво. Но салон светлый, а от меня явно останутся грязные, тёмные следы. Вот это падение ниже плинтуса…

— В магазин за обувью хочешь заехать? — я бы зашла, конечно, но уж точно не в таком виде. И, да, вопреки своему смятению и растерянности, нужно было мчаться домой. К себе бы я его больше не пустила. И у меня была бы возможность остаться одной. Почти одной. Не считая страшных воспоминаний и тени недавнего разговора. — Или тебе понравилось у меня на руках кататься?

— После такой постановки вопроса я даже не знаю, что выбрать, — по правде говоря, знаю, конечно, знаю. Смотрю на Долохова извиняющимся взглядом. Только сейчас я понимаю, что сумочка осталась дома. Из необходимого только телефон в кармане и ключи от квартиры. А Коля деньги обратно точно не возьмёт. — Не хочу быть тебе обязанной.

— Я в тебе не сомневался, — беззлобно усмехается. — Без проблем, котёнок, покатаю ещё.

Стараюсь пропустить ласковое обращение мимо ушей, но… вместо этого прогоняю через себя.

Вновь отворачиваюсь и смотрю в окно. Даже и говорить ничего не хочется. Вернее, не хотелось. До того момента, пока я не почувствовала властное прикосновение: Коля положил широкую ладонь на моё колено.

Тут же сбрасываю его руку и перевожу возмущённый взгляд на Долохова.

— Либо ты держишь руки при себе, либо проводи свой вечер с кем-то другим.

— Как я могу держаться подальше, если мне тебя ещё на руках носить?

Улыбается во все тридцать два. Ему весело. А у меня жизнь громко треснула и разломалась на две части. До и после.

— Просто ты оцарапалась…

— Не беспокойся. Это не такая большая беда.

— Кофе, я надеюсь, ты со мной выпьешь, — отвечать не вижу смысла. Вопроса не прозвучало.

И всё же:

— Надейся.

Мы заезжаем во двор обычной многоэтажки. Находим пустующее место за домом, паркуемся.

Мой цепкий, опытный взгляд невольно выхватывает тяжёлый, металлический браслет на мужской руке, массивный циферблат и название бренда.

И поскорее