хотел с ней сделать «вконец», но именно сейчас лучше и рта не раскрывать на эту тему.

Поэтому просто засовываю руки в карманы брюк, напускаю на себя вид «сама невинность» и участливым тоном интересуюсь:

— Почему сразу обнаглел-то? Ты себя в зеркало видела?

Я должен сдержать счастливую улыбку при виде её искреннего негодования. Обязан просто!

Смотрю на неё и не могу наглядеться. Глаза горят, дыхание учащается.

— А никто не просил меня подбирать.

— А может у меня врождённая слабость к мокрым бездомным кошечкам…

Кто-то может подумать, что я имею в виду дождь и её промокшее платье. И только Аля всегда понимала меня с полуслова. Двусмысленность моего замечания от неё не ускользает.

— Фу, пошляк. Поэтому твою постель никто не греет, а ты скитаешься от одной к другой.

Голубые глаза прожигают насквозь. Ответа ждёт. Вот только не дождётся. О том, что не женат и никогда не был, прямо сейчас я сообщать не собираюсь.

Хитрит, лисичка. Но я на откровенную провокацию не поведусь. Пусть даже и не рассчитывает. Очень хочет узнать — придётся спросить прямо и смело обнажить свой интерес касательно моего семейного положения.

Я понимал, что когда приезжал к ней домой, нужно было держать руки при себе. Прекрасно понимал. Но не захотел. А то, что я увидел, мне очень не понравилось.

Алеся несчастлива в браке. У счастливой и удовлетворённой женщины другие глаза. Они горят, блестят и лучатся. А что видел я? Блеклость и разочарование. Этот мудак сделал её такой…

Конечно, я бы не отказался изменить ситуацию прямо сейчас. Но мне в ближайшее время точно ничего не светит. А сегодня тем более. Она не захочет. По своей воле Алеся меня к себе не подпустит.

Чтобы немного ввести котёнка в ступор, я игриво замечаю:

— Отчасти ты права. Но мою постель никто не греет совершенно не поэтому.

— Долохов. Не надо мне по ушам ездить и смотреть с таким лицом, будто все семь лет ты ждал только меня. Договорились?

Нет, ну на практике она, бесспорно, права, но… подсознание-то не обманешь.

— Моё слово для тебя пустой звук, ты не забыла? Какой уж тут договор, — стираю горечь собственных слов лёгкой полуулыбкой. — С меня кофе. Я помню.

Аля наскоро привела себя в порядок, полностью смыв растёкшийся макияж и пальцами расчесав волосы. А теперь вот сидит недовольная в моей футболке на голое тело и дразнит меня тонкими щиколотками и аккуратными коленками.

Переодеваться она отказывалась напрочь. Но я спорить не стал. Силой начал стягивать промокшую одежду, пригрозив, что если она сама не наденет сухую футболку, я переодену собственноручно. И не ебёт…

В итоге, Аля переоделась без моего непосредственного участия, забаррикадировавшись в ванной надолго.

Лично я бы сделал это намного быстрее. Чем можно заниматься в ванной двадцать минут, не принимая душ и даже не имея под рукой средств личной гигиены? Загадка для всех мужиков.

Зато теперь я несу на кухню тонкое одеяло, которое через минуту уже пропитается женским запахом, и тщательно укутываю своего котёнка: пять минут назад она вся дрожала.

— Согрелась?

— Да, спасибо. Коль, скажи, — её губ касается задумчивая улыбка. — Ты меня насильно планировал удерживать?

— К чему такой вопрос?

— Если я прямо сейчас встану и уеду, отпустишь без лишних слов?

Бляяяядь. Как мне долбит мозг это женское «говорю одно, хочу другое».

Но пока терплю. Надо. Так просто надо.

И отвечаю не то, что думаю, а то, что также необходимо:

— Ты гостья, а не пленница. Никто тебя силой держать не будет. Захочешь уехать — я сам тебя отвезу. Вопрос закрыт?

— Будет закрыт, когда я окажусь дома.

Да хрен тебе, а не «дома»! Если бы Алю так туда тянуло, её бы у меня в гостях не было.

Глава 24

АЛЕСЯ

Он сказал то, что было нужно. И это хорошо. Но… я всё равно не услышала то, что хотела. А хотелось знать, что он меня не отпустит. Не позволит уйти. Удержит, вернёт. В любом случае. Просто хотелось.

А ещё он знает: мои слова — чистой воды вымысел. Громкая ложь. Потому что моя квартира — это последнее место на земле, где бы я хотела сейчас оказаться.

И пусть с Долоховым нас объединяет неприятная точка прошлого, море слёз и разбитых желаний, ворох пустых надежд и обломки искалеченной души. Но даже сейчас я нахожусь рядом и не чувствую ни капли смущения или волнения. Нет ощущения, что я рядом с посторонним, чужим человеком. Даже наоборот… внутри почему-то тихо и спокойно. Я чувствую себя в безопасности. Душа отдыхает. От всего. Даже от обид и неуместных мыслей. Как будто только сейчас я дышу полной грудью, а не сплю, погружаясь в очередной кошмар.

Я хотела на выходных с мамой поболтать… а теперь даже не могу вообразить его руки на её теле… сложно представить их стоны и одно на двоих дыхание. Тихое и надрывистое. И чтобы не разбудить Никитку. Картина размыта, словно из другого мира…

Внезапно чувствую, как крепкая мужская ладонь проводит по волосам. Поворачиваю голову в сторону мужчины, и моё лицо оказывается на уровне пряжки его ремня. Долохов садится рядом и пересаживает меня на колени. Медленно гладит по спине.

Моя щека касается его шеи. Я дышу расслабленно и размеренно.

Почему-то до сих пор тепло и хорошо с ним. Его объятия — или снотворное, которое создаёт вокруг желанный и тёплый идеальный мир без предательства, грубости и лжи, или обезболивающее, притупляющее нахлынивающие, ноющие спазмы, или живительный бальзам, который обволакивает подгнившие края и даёт возможность затянуться моим ранам.

И мне уже всё равно, как это выглядит со стороны. Даже если это достойно осуждения.

Слышу тихий, уверенный голос:

— Расскажешь?

— Не можешь уловить потоки моих мыслей?

— Не получается. Их слишком много. И они слишком болят.