– Это надо прекратить. Или ты берешься за ум, или…

– Чего «или»?

Танечке стало интересно, что он и вправду с ней сделает?

– Останешься без карманных денег. Для начала на неделю.

Она фыркнула. Ерунда какая… Отец давал деньги всегда, и сейчас даст, а если нет, то Танечка у бабули попросит, она добрая…

– С завтрашнего дня, Татьяна, ты прекращаешь маяться дурью. Я составлю список твоих обязанностей по дому. Хватит бездельничать. Ты уже взрослая девочка. И должна помогать бабушке и Алисе…

Ага, только и думает, что об Алисе…

Танечка ничего не ответила отцу, ей было очень жаль себя… а Алиска – дура. И страшная. Если первое Танечка еще готова была простить, то второй грех казался ей особо тяжким.

Как ни странно, но слово отец свое сдержал и утром выдал лист со списком дел, которые Танечке надлежало сделать. А она, прочитав список, возмутилась.

– Я вам не прислуга!

Еще чего… подметать, мыть полы… пыль вытирать, мусор выносить… У нее и так времени не хватает, а они тут…

– Мы тебе тоже, – отрезал отец. И денег не дал. И бабушка не дала. И Алиса.

– Извини, Татьяна, – она ответила тем же тихим голоском, которым разговаривала обычно, – но твой отец прав. Тебе следует взяться за ум, если не хочешь сломать себе жизнь.

Тоже мне… специалистка… Все вокруг такие специалисты, что просто-таки сил нет… Возможно, останься Танечка с отцом, она бы поддалась, без денег было плохо, особенно тому, кто привык, что деньги есть почти всегда. Но не прошло и недели – Танечка намеренно игнорировала дурацкий список – как в доме появилась мама.

– Ах, моя ласточка… – Она впорхнула, такая яркая, такая нарядная… и Танечку обняла. Расцеловала, оставив отпечатки помады на обеих щеках. – Как ты выросла… Как похорошела…

Алиска, мать завидев, попыталась скрыться.

– Господи, Гаричек… Ты на этом и вправду женился? – воскликнула мама и к Алиске подошла. – У тебя всегда был отвратительный вкус… но это… Не знаю… оно вообще на женщину не похоже.

– Чего тебе надо? – Отец отдал малыша Алиске, которая тут же исчезла за дверью.

И правильно, рядом с мамой она выглядела жалкой.

– Я пришла за своей девочкой. Танечка, хочешь жить с мамой?

– Зачем она тебе? – Отец помрачнел. – Деньги закончились?

– А может, я соскучилась по своей доченьке…

– Целый год не скучала, а тут вдруг…

– Не будь букой, Гаричек. Мне надо было устроиться, не могла же я тянуть Танечку в гримерку? Или на гастроли… Там совершенно не место для ребенка. Собирайся, милая, мы уходим…

Танечкина душа пела.

Теперь все изменится! Не будет ни подметания полов вкупе с мытьем их… Ни посуды, ни братца визгливого, ни Алиски с ее заунывными моралями. Мамина жизнь наверняка такая же яркая, как и сама мама.

– Послушай, что ты творишь? – Папин голос доносился сквозь двери. – Зачем ты дергаешь девочку?

– Она моя дочь. Имею право.

– Вспомнила… Где ты была, когда ей нужна была?

– Я работала! Я карьеру строила… Все для нее…

– Прекрати этот балаган. Твои слезы на меня давно уже не действуют… Послушай, не знаю, что ты задумала, но хотя бы раз подумай не о себе. У девочки сложный возраст. Ей нужна твердая рука.

– Твоя, что ли? – Мама рассмеялась.

– Куда ты ее тащишь? В свой бордель? Да я…

– Ты ничего не сделаешь. Право опеки за мной, а тебе, дорогой, надо лишь оплачивать алименты вовремя… Деточка, поспеши… машина ждет…

– Учебники…

Книг было много.

А еще одежда всякая, и, наверное, расческу надо взять… и другое что, только Танечка не знала, что именно положено брать, уезжая из дому.

– Что ты там возишься? – Мама появилась в комнате, взглядом окинула обстановку. – Какое убожество… Ничего, дорогая, мы сделаем из тебя человека…

Это прозвучало многообещающе.

Мама сама побросала в сумку книги, смахнула тетради, велела взять белье и зубную щетку.

– Остальное привезет шофер. Папа упакует…

– Послушай… – Тот встал на выходе, и Танечка испугалась, что сейчас он не выпустит ее из дому. Мама уйдет, а у нее, у Танечки, все пойдет по-прежнему. – Тебе деньги нужны? Оставь девочку в покое, и я дам денег…

– Пять тысяч? – Мама поставила сумку.

– Столько нет.

– Но ты…

– Мы дачу купили…

…Ага, за городом. Клочок серой пыльной земли, в котором Алиска ковырялась с немалым энтузиазмом. И картонный домик. На даче не было горячей воды, а вместо туалета – яма, которую выкопал отец и сверху прикрыл доской.

Ни телевизора.

Ни даже радио.

Здесь полагалось наслаждаться природой и работать… и то и другое Танечка искренне ненавидела.

– Пятьсот рублей. И потом…

– Оставь эти пятьсот рублей себе. Идем, Таня, помаши папе ручкой… а ты уйди. Или мне милицию вызвать? Я могу… устрою такой скандал, вовек не отмоешься!

Папа отступил.

– Ничтожный человек, – фыркнула мама, оказавшись на лестнице. И сумку с книгами Татьяне протянула. – Держи… Господи, как он меня утомил. А теперь слушай, мы будем жить хорошо… как две сестры, верно?

Танечка кивнула.

Сумка была тяжелой, но она не посмела жаловаться. Вдруг да мама передумает?

– Только чур, вести себя тихо. Я тебе приготовила замечательную комнату, будешь там уроки свои делать. Ко взрослым не приставать. Подружек не водить… Ах да, в школу, конечно, далековато получится, но если на автобусе…

Мамина квартира была трехкомнатной и роскошной, такой роскошной, что от этой роскоши у Танечки дух перехватило. Ковры на полу… ковры на стенах… и венгерская хрустальная люстра… и мягкий уголок, который, по маминым словам, из Германии привезли.

Телевизор… правда, телевизор Танечке включать запретили, чтобы не испортила. И вообще, велели ничего не трогать, а идти в свою комнату. Та оказалась самой маленькой из трех и совсем не такой шикарной.

– Подрастешь, тогда все и переставим по твоему вкусу, – пообещала мама. – А теперь иди на кухню, Нинка тебе молока нальет.

Тогда-то Танечка и узнала, что мама сама по хозяйству ничего не делает. Зачем, когда есть Нинка? Определенно, нынешняя жизнь пришлась Танечке очень по вкусу. Мама вставала поздно, долго бродила по комнатам, позевывая, пила кофе и курила, стряхивая пепел в горшки к огромному Нинки неудовольствию.

Потом мама собиралась.

В театр.

Или к парикмахеру. К косметологу… в гости… Главное, что у нее всегда были планы. И эти планы наполняли ее предвкушением. Она пела и даже снисходила до Танечки…