раз мне плохо, значит, будет плохо всем. И всё из-за одного конкретного боевого петуха. Сказать, какого? Илья, ты понимаешь, о ком речь?

— Вань, пожалуйста, это не то, что ты… — замялся Илья.

— Это именно то, — угрожающе прошипел Иван. — Не успели мы с любимой чуть-чуть поругаться, ты уже суетишься, козлина. Пытаешься себе забрать то, что вообще никогда и ни при каких обстоятельствах не будет твоим. Не отдам. Моё. Буду бороться. Может, выйдем, поговорим по-мужски? На кулаках?

На кухню стали стягиваться коллеги. Увидев благодарную публику, Ванька сильно оживился и заоблизывался. Это было именно то, чего он хотел. Шоу маст гоу он, господа!

— Это моя любимая! — истерично завопил Иван, обращаясь ко всей журналистской тусовке. — Моя! Я ее не просто люблю, а боготворю! Я в ее присутствии даже громко дышать лишний раз ночью боюсь, чтобы хрупкий сон не потревожить ненароком! А ваш дорогой Илья… Почему он всегда лезет в наши отношения? Почему рушит будущую крепкую семью??? Любовь невозможно выпросить; тот, кто по-настоящему влюблен, должен стать тем, кто её заслуживает. Илья не заслуживает! У него золото и яшма снаружи, да гнилая вата внутри! Благородный муж в душе безмятежен, низкий человек всегда озабочен. Какой он, к черту, благородный муж, скотина двуличная озабоченная??? Спит и видит, как чужое спереть!!!

— Ребят, это вообще не то… — принялась уверять окружающих я.

— Да что ты, заюш? — визгливо верещал Ванька. — Сбежала от меня… к нему? Упорхнула, как бабочка? Серьёзно? К Илье? Живете вместе… Я для тебя всё, абсолютно всё, а ты… ты…

Иван зарыдал, картинно падая на колени. Крокодильи слёзы ручьями лились по впалым плохо выбритым щекам.

— Ру-у-услана-а-а-а, — рыдал он. — Возвращайся… Я… Не могу… я тебя люблю, кицик… Не уходи к Илье, умоляю… Ядовитая змея остается ядовитой, будь она толстая или тонкая; плохой человек остается плохим на любом расстоянии. Я лучше Ильи… Лучше! Он никогда не заменит меня, я люблю, люблю…

— Да заткнись ты! — прошипел покрасневший Илья. — Что за чушь ты порешь? Никто ни к кому не уходил, тупой ты ревнивец!

— Киц, возвращайся… — ныл и истерил Ваня. — Не могу-у-у… так тяжело… ни есть, ни пить, ни спать… вообще ничего без тебя не могу, всё из рук валится… Я скоро сдохну, отвечаю… Вернись, любимая… Я был не прав… Признаю-у-у… Ну чего ты хочешь? Что мне сделать? Как убедить?

— Да ты вообще понимаешь, идиота кусок, что подставляешь Руслану? — паниковал Илья. — В её ситуации только скандала не хватает до полного счастья!!!

— Да по хер. Пусть увольняется… — продолжал слюнявить пол Ванька. — Я в лепешку ради нее расшибусь… Кицик, вернись… Я всё осознал, прости меня, козла поганого… На руках носить буду, пылинки с тебя сдувать… отвечаю…

Я загоготала. Одна я во всей редакции понимала, что это рофл. Ванька, хлюпая носом, незаметно подмигнул мне, а затем картинно схватил за колени:

— Верни-и-ись…

— Пойдем, поговорим, — улыбнулась я.

Меня одну, пожалуй, искренне веселила эта нелепая ситуация.

— Ты вернешься? — обрадовался Ванька. — Правда?

— Ну даже не знаю, — сделала вид, что задумалась, я. — Для начала кому-то надо извиниться. Хорошо извиниться. Всех коллег перепугал.

— Кицик, я очень, очень хорошо извинюсь, — поиграл бровями Ваня. — Максимально хорошо. Искренне. Не пожалеешь, обещаю. Как ты относишься к кантонской кухне? Скажем, к рисовой каше со столетним яйцом или парным лягушачьим лапкам на листе лотоса? Это в меру романтично?

— Пошел в жопу со своими экстремальными блюдами, я еще от соленых утиных яиц и жаркого из змеи не отошла.

Короче говоря, мы помирились, а вся наша редакция в полном составе с огромным аппетитом неделю обедала исключительно пиццей и роллами за Ванькин счет.

В очередной раз привозя еду, он каждый раз лукаво заявлял моим коллегам: «Я искренне раскаиваюсь за доставленные неудобства». В конце концов, даже редакторша захохотала:

— Чувак, причиняй нам неудобства. Я уже привыкла к «Филадельфии» и «Маргарите».

* * * * *

Странное дело. Мы с редакторшей резонно опасались последствий. Любой свидетель искрометного шоу Ивана мог запросто использовать факт нарочитых публичных разборок против дотошной журналистки. Инфоповод был более, чем горячий, и я прекрасно это понимала.

Однако никаких последствий не было. Более того, звонки с анонимных номеров внезапно прекратились, а строительная компания заткнулась и перестала угрожать скорой расправой и мне, и всей редакции. Да и соцсети подозрительно быстро утихли. А когда владелец ресторана узнал, что автор, написавший статью, спасшую его бизнес, и есть та самая неприметная девочка с кухни, которая как-то незаметно появилась в проекте, задавала странные вопросы, а потом так же внезапно пропала, вдруг всё сопоставил, питание в нашей редакции началось на качественно ином уровне. Благодарность ИПшника была безмерной, хоть и несла ощутимый вред нашим фигурам. Кормил ресторатор вкусно и калорийно, и сил отказаться от неполезной, но восхитительной еды было совершенно невозможно.

Жизнь потекла своим чередом.

* * * * *

В один из дней меня вызвал к себе владелец медиахолдинга и с ленцой заметил:

— Каюсь, был неправ. Думал, Илья просто знакомую перетащил по старой дружбе. Но кое-что меня немного смущает, позволь уточню пару моментов.

— Конечно, Борис Евгеньевич, — охотно согласилась я.

Я и не знал, что наш разговор вскоре приобретет такое пугающее направление.

— Руслана, ты бессмертная? — ухмыльнулся мужик.

— В каком смысле?

— В прямом. Ну ладно я. У меня и «крыша», и вообще… я понимаю, с какой целью дал добро на размещение твоей публикации. Личная выгода. А у тебя профит какой?

— Личного — никакого.

— Не понимаю тогда, на фиг так рисковать, — задумался Борис Евгеньевич. — Тебе свою семью не жалко?

— У меня нет семьи.

— Ах, вот, в чем дело… И родителей тоже нет в живых?

— Естественно.

— Ладно, тогда это многое объясняет. И всё равно ты девка рисковая, имей в виду.

— Ну уж такая, какая есть.

Начальник помялся, а потом осторожно уточнил:

— А правду говорят, что ты… эм… ну БДСМ практикуешь… И у тебя парень-сопляк…

Я его поняла.

— А какое отношение это имеет к моим материалам?

— Да так, чистое любопытство. Мне же надо знать, к чему юристов в случае чего готовить. Я не думаю, что строительная корпорация успокоилась. Стопроцентно владельцы залегли на дно и готовят разгромный опровергающий всё и вся материал. Наверняка и этот факт приплетут как элемент общей моральной нечистоплотности автора.

— Я вас поняла. Это вполне вероятно, — согласилась я.

— Вот и я о чем. Ладно, иди.

— Спасибо за заботу. Это ценно, правда.

Я почти вышла из кабинета Бориса Евгеньевича, как услышала его крайне странную фразу: