Бой, так же как и начался, кончился внезапно. Нескольких оказавших сопротивление разъяренным степнякам спешно добивали, всюду слышались стоны, в утреннем воздухе висел тяжелый сладковатый запах крови.

Среди разбросанных по маленькой деревенской площади-полянке тел с довольными ухмылками прохаживаются спешившиеся гунны, ногами переворачивают людей, руки брезгливо обшаривают в поисках драгоценностей или хоть мало-мальски ценных вещей. Иногда кто-то вскрикивал от боли, на него тут же обрушивался ятаган или острие короткого степняцкого копья. Стоны резко обрывались. Славянское оружие и доспехи с убитых воинов сняли, кольчуга, широкий меч, копья, несколько шлемов и нагрудников теперь навалены в кучу прямо посреди трупов. Степняцкие лошади прядают ушами, косят карие глаза в сторону мертвых, закусывают от страха удила, потихоньку отходят в сторону.

Белоголовый паренек, весь измазанный в чьей-то крови, из-за кустов остолбенело смотрит, как один из гуннов ногой старается перевернуть почти надвое рассеченное тело молодой женщины, наверняка у нее есть какой-нибудь драгоценный оберег – больно хороша даже на вкус степняка, таких всегда одаривают дорогими побрякушками женихи или молодые мужья. Его носок чуть приподымает плечо, однако тело капризно не желает переворачиваться, степняк раздраженно процедил сквозь зубы трескучее ругательство и с силой пнул убитую.

Вдруг женщина чуть слышно застонала, гунн опешил и отступил назад, но тут же собрался и с рыком обрушил кривой клинок на умирающую, послышался хруст костей, паренек громко ойкнул. Гунн мгновенно вздернул голову на странный звук, хищный взор вонзился в кусты, там что-то шелохнулось. Степняк медленно выпрямился, начал прислушиваться, осторожно шагнул к густым кустам у ограды крайнего дома. Дальше кустарник вырастал живой зеленой стеной, убегал в рощу. Гунн сделал еще несколько осторожных шагов, ножны кривого меча предательски позвякивают, рука степняка с силой прижала их к бедру, теперь едва слышно поскрипывала сыромятная кожа нагрудника. По кустам вновь пробежал шорох, несколько веток заметно раскачиваются, степняк с криком бросился в заросли, ветки и листья больно ударили в лицо, он с силой начал размахивать ятаганом крест-накрест, ветки кустарника и листва разлетаются во все стороны, зеленое крошево хрустит под ногами, мешает обзору.

Гунн на мгновение остолбенел, поднятая рука с ятаганом замерла, перед степняком плотной зеленой стеной возвышались заросли. Дальше – не пройти. С его губ вырвалось проклятье. Он раздраженно ударил клинком по толстым стволам кустарника, послышался треск, несколько веток упали к его ногам. Гунн развернулся и стал спешно выбираться к своим, там его уже звали.

– Слышал что-то? – бросил один из поджидавших его соплеменников. – Зверь или человек?

– Не знаю. Шорох в кустах слышал… – хмуро процедил гунн в ответ.

– Шорох? Ха! Может, тебе послышалось? – спросил другой только что подошедший степняк. Его щека была рассечена, кровь струйкой сбегала вниз, он иногда прикладывал к ране густо пропитанный кровью обрывок льняной материи.

– Может, и послышалось.

– А может, кто из урусов сумел ускользнуть? – бросил один из гуннов. – Хотя… мы ж всех вроде перебили. Вон, – он ткнул пальцем в сторону разбросанных по полянке тел, – всех шакалов, кого видели, перебили.

– Точно, я в оба глаза глядел!

– Дун-ха, ты оба глаза пучил от страха и смотрел, как бы тебе не попасться на копье к урусу, – насмешливо бросил один из гуннов.

– Эй! Лишнего не говори! – обиженно воскликнул степняк, брови на переносице. – Я среди первых начал кромсать этих шакалов!

– Да я видел, как ты бился. Жался в сторону, как баба! Тьфу!

– Что ты сказал?! – гунн, которого винили в трусости, почернел лицом, глаза налились кровью, угрожающе сузились, послышался скрежет металла о металл – из ножен пополз клинок ятагана.

– Аррргх! – опешил степняк, взор скользнул по яркой полоске ятагана. – Смелый, да? Ай, кровь горячая после драки? Никак, тягаться со мной вздумал?

Вжикнул металл. В руке у гуннов подрагивает по клинку, в воздухе нависло напряжение. Названный трусом и уклонистом гунн решительно шагнул вперед к сопернику. Со всех сторон тут же заголосили, посыпались крепкие ругательства. Оскорбленного степняка подхватили за плечи, он резким движением плеча попытался сбросить их, но пальцы цепко держат его за обшитый бронзовыми бляшками нагрудник.

– Хватит вам! – заорал один из гуннов и тут же сморщился от острой боли – из затянувшейся тонкой корочкой раны на щеке хлынула кровь, кусок грязной льняной материи поспешно старается остановить струйку. Он чуть тише добавил: – Разгавкались как собаки! Вам волю дай – перережете себя на радость урусам!

Возгласы и ругань оборвались, все как один уставились в низкорослого гунна с белой перевязью на руке – признак старшего. Он обвел всех суровым взглядом и остановился на соплеменнике, который слышал шорох в кустах.

– Говори, что видел, что слышал? – властно приказал старший. При этих словах он еще раз сморщился от боли – еще одна красная струйка скользнула, прорываясь через напитанную кровью тряпицу.

– Шорох в кустах… Я добивал раненых, вдруг услышал, что в траве кто-то есть. Ну, я бросился туда, но никого не нашел…

– Никого? И следов даже не увидел?

– Никаких…

– Я и говорю – лис или какой еще зверь, – вмешался один из гуннов.

– Молчать! – грубо перебил его предводитель шайки, вмешавшийся в разговор гунн почтительно отступил на шаг. Вожак вновь обратился к услышавшему странный шорох в кустарнике:

– Говори, кто это мог быть? Может… может, рыжеволосого увидел?

– Того самого, за чью голову советник хана золотом платит? – удивленно воскликнул один из гуннов. Старший тут же повернулся к нему, глаза зло блеснули, крылья носа хищно раздулись. Осмелевший вдруг степняк опустил голову и сделал шаг назад, что-то бормоча под нос. Гунн-старшина медленно повернулся к степняку, слышавшему шорох в кустарнике.

– Ну, говори! Огненноголового видел? Или просто почудилось?

– Нет, не почудилось… Но никакого огненноголового я не видел.

– Вспоминай крепко, иначе советник нашего великого хана казнит тебя. И тело бросит на съедение волкам! А заодно и нас! – процедил сквозь зубы старший. – Ну? Видел ли кого? Или почудилось твоей дурной голове?

– Э-э-э! Я говорю: слышал шорох! Но человека я не видел. Может быть, это был дикий зверь…

Старший гунн в тишине медленно, с ног до головы рассматривал нахмурившегося соплеменника, тот спешно отводит глаза, взгляд вожака степняцкой шайки сотнями стрел вонзается в его взор. Он медленно и грозно проговорил:

– Узнаю, что обман, – я первым тебя на ремни рвать буду, потом отрежу тебе язык и брошу собакам! Никто не должен знать, что мы тут сегодня натворили.

Старший гунн медленно развернулся и направился к коню.