Это и стало основой для фильма “Река жизни”. Тяжелая картина, горькие слова говорят пожилые люди. И от Ангары-то почти ничего не осталось – цепь водохранилищ» (http://portal-kultura.ru/articles/books/95604-roman-senchin-rasputinskaya-proza-posledniy-vsplesk-bolshoy-literatury/).

То, как «мы своими руками уничтожаем свою родину», и стало основной темой книги Сенчина (http://zerkalokryma.ru/lenta/people/interview/roman_senchin_my_svoimi_rukami_unichtozhaem_rossiyu/). В той же повести «Полоса» некогда обжитое пространство всё более превращается в пустынное место, откуда идет человеческий исход. В романе «Зона затопления» обширные территории уходят под воду, а людей насильно сгоняют с земли, где жили их отцы и деды. Всё это в перспективе может спровоцировать и большой исход, и гигантский распад…

ГЭС в «Зоне затопления» – «имиджевый плюс» для власти, то есть временный сиюминутный дивиденд. Об эхе этого проекта в будущем никто не задумывается. Через это строительство власть «отбивается от упреков, что ничего в стране не строится, не производится». Эти упреки сыпались все постсоветские десятилетия. Новое государство, возникшее на обломках империи, многими воспринималось паразитическим, живущим лишь наследием той большой страны, высасывающим из нее последние соки.

В «Зоне затопления» наследство советского времени – гроб, обтянутый кумачом, хранившийся в сельском клубе. Очень знаковый символ. Некогда привезенная для флагов материя всё последнее постсоветское время идет на обтяжку гробов…

Здесь и возникает проблема подменного, ложного, неискреннего, которую «новый реалист» Сенчин неизменно фиксирует в «новых реалиях». В них пустота лишь заретуширована системой имитаций. Она приспосабливается, мимикрирует под востребованную повестку дня, транслирует ту риторику и те образы, которые ждут от нее в данный момент массы. Так они погружаются в иллюзорную реальность, лишаются такта действительности и не могут ответить на вопрос «Чего вы хотите?».

Эта имитация приходит на смену основательного, векового фундамента будущего. Те же избы в затапливаемых селах были, как крепости, готовые простоять хоть вечно. Теперь их сжигают бригады зеков – чужих, временных людей на этой древней земле, ставшей вдруг временной и чужой для дня завтрашнего.

Имитация – это и генплан развития Большаковского сельсовета до 2030 года. Ссылку на него журналистка краевой газеты «Голос рабочего» Ольга получила по почте. Там и про «рациональное использование территорий», и про «создание оптимальных условий для жизни» – всё под копирку. «Генплан развития переставших существовать сел», которые станут дном водохранилища. Всё это за десять миллионов рублей – это типично по нынешним временам и давно уже никого не удивляет. «Миражи на дне» – такое Ольга придумала название статьи. Миражное видит и Сенчин во всех современных реалиях.

Миражным является блеск и внешнее благополучие города-миллионника Красноярска, где из-за яркого современного внешнего облика «трудно было поверить, что покрытые декоративной обшивкой стены гнилы, под фасадом – ржавые трубы», ну а люди находятся в «трясине долгов по кредитам». И «никто по-настоящему не застрахован, не защищен».

Миражной стала и глухая, недоступная даже для журналистов власть. Если раньше «акул пера» боялись, реагировали на их сигналы, разбирались, то сейчас всё растворяется в пустоте, так же как попытка журналистки вывести аферу с халтурным генпланом на чистую воду.

В то же время, по мнению местных представителей власти, «район, где реализуются столь масштабные проекты», – будущее России. Система имитаций, умножающих пустоту, герметичная вещь-в-себе власть, плодородная земля, которую зальет тухлая вода и превратит ее в нежилое место, в дно – это будущее? Будущее России – халтурный генплан развития Большаковского поселения?

«Вам надо, чтоб нас не было, а мы – будем! – сказал герой романа Дмитрий Масляков важным шишкам из дирекции строительства ГЭС (в этом так и слышатся нотки диалога прилепинского Саши Тишина с Безлетовым). Автор фиксирует отношение власти к простым людям, «как к чему-то лишнему, путающемуся под ногами, мешающему двигать важное, значительное вперед». Это ведь тоже отчуждение, разобщение.

Миражная реальность разносит вирусы распада, разложения. Разметаются люди, которые раньше жили вместе. Происходит отчуждение и среди близких людей, как у четы Масляковых. У них «словно разорвалось то, что их связывало, заставляло быть одним целым». Они больше не могли жить вместе. В семье Брюхановых «тоже трещина за трещиной. Без криков, скандалов, медленно, но явно разваливалась семья». Супруги постепенно становились чужими друг другу.

«А почему вы не стали сопротивляться, когда сказали, чтоб уезжать?» – спросила у родителей дочка в стиле сенчинской повести «Чего вы хотите?». Вопрос об этом сопротивлении часто возникает в романе. Но и тут выясняется, что корень всех проблем в «разобщенности людей». В «цивилизованном обществе» в такой ситуации люди бы объединились и потребовали бы весомой компенсации, а «так – каждый поодиночке стремится выцарапать условия получше, но в итоге все чувствуют себя обделенными, обиженными, обманутыми».

Об этой разрастающейся разобщенности писал и Валентин Распутин в «Прощании с Матёрой»: «Люди забыли, что каждый из них не один, потеряли друг друга, и не было сейчас в друг друге надобности». Происходит разрушение того, что казалось вечным, что связывало людей, объединяло их, – привычного уклада, заведенного порядка. Всё это замещается непрочным, чужим, временным. Никто не готов объединиться, подняться против несправедливости, даже при том, что эта несправедливость переживается крайне остро (в романе Виктора Ремизова «Воля вольная» бунт происходит спонтанно, случайно, странным стечением обстоятельств). Все «порастворились в этой жизни гадостной, приспособились» – пишет Сенчин. Эта тема приспособления к жизни, привычки – вообще крайне важна для его творчества. Приспособившийся человек становится насекомым. Своеобразный отзвук фамусовского круга, кристаллической решеткой которого как раз и является привычка. «Нам не надо больше перемен» – крутили на музыкальных каналах песню молодого человека, посвященную 15-летию пребывания президента у власти.

А где же и что же тогда будущее? Пустота и туман?

Книга Сенчина начинается со смерти. Смерть становится стихией всего романа, ее несут мертвые воды предстоящего потопа. Будущее – пустота, в которой разгуливает ветер («Впереди уже погуливал в пустоте ветер», – писал Распутин).

«Только вот не будет будущего года. Даже снега утром она не увидит»; «теперь не до весны – теперь никогда»; «не будет весны тут. Вот они – одна, другая, третья – надписи на воротах: “Прощай, отчий дом”, “Не забудем Родину!”, “Плачем и рыдаем”… Кладбище, кладбище. Погост» – ощущение жизни в тупике, давящей, гнетущей пустоты создает апокалиптическую картину. Люди, которых обрекли на переселение, «не представляли свою жизнь не здесь – не здесь была черная пустота…». Поэтому и книга начинается со смерти. С описания того, как вода начинает заливать кладбище, она завершается. Черная пустота наступает…

На месте села Пылево, основанного в 1667 году, будет «дикое мертвое место над мертвой стоящей водой». А раньше «знал народ, как жить, чем жить, для чего» и было крепко всё, основательно, на века. Сильный запах «запустения и гнили» ощущался и в распутинской Матёре. Сейчас народ растерял это знание