Или пока не опрокинемся, — буркнула Лина. — Знаешь, какие здесь реки! Только и слы­шишь: на Мучном лодка перевернулась, на Дедуш­ке катер разбился. Это пороги на Подкаменной, Тунгуске — Мучной и Дедушка.

Широкая и мелкая у берегов река выглядела безобидной. Митьке не приходило в голову, что на] ней могут быть пороги.

Может, наша река поспокойней, — без особой уверенности сказал он.

Ладно, поплывем, все равно деваться некуда, — согласилась Лина. — Собирай вещи, а я еще наловлю рыбы, сколько успею.

Ловить рыбу зеленоглазая умела. Митька даже! позавидовал. Мушку из перьев с легким крючком, без грузила, сносил даже слабый ветерок. Лине удавалось так забросить удочку, чтобы ветерок мешал, а нес мушку прямо под нос рыбе. Обычно рыба клевала не сразу. Бросившись к упавшей воду мушке, она вдруг сворачивала в сторону. Соображала, что ее покупают на пучок куриных перьев с красной ниткой. Тогда Лина поддергивала удочку, заставляя мушку взлетать над водой и па­дать. Рыба опять бросалась и сворачивала. А Лина дергала. А мушка плясала на воде. И в конце кон­цов рыба ее хватала. Митьке казалось, что при этом она думала: «Черт с тобой, съем твои перыш­ки, только отвяжись».

Пока он вынимал колышки и собирал парашют в охапку (все равно нести недалеко), Лина сделала четыре заброса и каждый раз цепляла рыбу. Прав­да, вытащила только одну. Крючок из булавки был без бородки, и рыба легко с него сходила. Две со­рвались, взлетев над водой, а одна удрала уже с бе­рега, проскакав полметра до реки. Но все равно это было здорово.

Кто тебя научил? — спросил Митька.

Ходили раза три с Пашкой. Мне не нрави­лось. А червяков надевать на крючок я бы вообще не стала, — поджала губу зеленоглазая.

Митька перенес на плот весь лагерь: подстилку из лапника и на ней палатку из парашюта, костер на подушке из камней и земли, рогульки, чтобы вешать чайник, — они воткнулись между бревен. И все инструменты, конечно, взял, и все железо до последнего кусочка проволоки. В тайге своя цена вещам.

Лина, не вынимая из воды, притащила на бук­сире целый выводок нанизанной на парашютную стропу рыбы. Митька подумал, что они обрастают хозяйством: даже домашняя живность есть.

Пора было отчаливать. Он выбрал небольшое бревнышко, чтобы выбивать из-под плота камен­ные опоры. Напоследок прошелся по брегу, соби­рая щепки для костра и проверяя, не забыто ли что-нибудь. Нашел длинную неструганую доску — вот и кормовое весло. Из таких досок были сколо­чены топчаны в бараке. Наверняка ее принесли сюда строители плота (хорошо бы, это были все-таки не уголовники, а свои).

Зеленоглазая сидела у входа в палатку и воро­шила костер веточкой с таким мирным видом, как будто выбралась на полдня в какое-нибудь подмос­ковное Ромашково. И вдруг спросила:

— Дим, а что там за борозды на берегу? Ты брев­на таскал?

За день борозды в камнях намозолили Митьке глаза: две глубокие по краям, одна, помельче и по­уже,— в середине.

Бревно я бы не поднял, — ответил Мить­ка. — Я их катал. А это здесь было. Наверно, плот волокли к реке.

Да какой же плот, — сказала Лина, при­сматриваясь к бороздам, — КАКОЙ ЖЕ ЭТО ПЛОТ С ТРЕМЯ КОЛЕСАМИ?!

В небе громыхало и свистело, как будто сотня Дон Кихотов сражалась с ветря­ными мельницами. Этот звук не перепутаешь ни с каким другим. Вертолет. Он появил­ся, как, только Митька с Линой отчалили, и вот уже больше часа летал расходящимися кругами. Грохот и свист то затихали, то слышались прямо над головами, но и тогда в дыму не различалась даже тень вертолета.

Наверное, пилот мог что-то рассмотреть на горе и на дальнем берегу — не зря же кружил. Но сни­зиться над рекой, в опасной близости от скал, он боялся и правильно делал. Митька с Линой смирились с тем, что их плот не видят, и перестали обра­щать внимание на вертолет.

Плот огибал гору. Слева сквозь дым проступала рыжая от мха скала, правого берега не было видно. Блинков-младший, сидя у костра, мастерил коп­тильню из консервных банок. Увы, зеленоглазая ловила рыбу лучше, чем готовила. А когда есть коптильня, умение готовить не нужно вообще. На­до просто смотреть на часы, чтобы вовремя снять ее с огня.

Лина ушла за палатку на ту часть плота, кото­рая считалась кормой. Митьке было велено не обо­рачиваться. За палаткой слышался плеск воды. Прихорашивается. Как она ухитрялась стирать в холодной воде без мыла, оставалось загадкой, но ее повешенная сушиться белая футболка была дейст­вительно белой.

Зеленоглазая надеялась еще сегодня встретить своих. Три борозды, в которых она узнала след самолетного шасси, могли означать только одно. Самолет не утонул в реке и не разбился, а был мас­терски посажен на каменистый берег. Но разо­гнаться по камням для взлета невозможно, если даже экипаж починит все, что сломалось. Теперь самолет сплавляют по реке на плоту, обгоняя Мить­ку с Линой не больше, чем на сутки.

Честно признаться, у Митьки это в голове не укладывалось. Самолет — на камни! Вы бы видели те камни! Самолет — на плоту! Это ж не мотоцикл. Он бы скорее поверил, что самолет укатился в реку и там утонул. Но следы говорили другое. Пройдя по берегу, Митька нашел два места, где самолет, как говорят летчики, давал козла, то есть ударял­ся о землю и подскакивал. Потом он сел метрах в пяти от воды. На доске, которую Митька подобрал на берегу, обнаружились черные следы резины: ее подкладывали под колеса, когда втаскивали само­лет на плот.

Лина авторитетно подтвердила, что «Антошка» способен еще и не на такие чудеса. «Ан-2» — само­лет для глухомани. Он, если надо, может сесть по­перек вспаханного поля. А весит пустой меньше грех с половиной тонн. Четверо мужчин запросто могли вкатить его на плот, пускай даже один из них — ботаник.

Подколки насчет ботаника надоели Блинкову-младшему, и он перестал разговаривать с Линой. Тогда зеленоглазая начала разговаривать одна. Из-за палатки до Митьки доносилось:

Гром! Встрепенулась тайга и затихла.

Пламя! Луч солнца ослабил свой свет.

С грохотом мчится по небу светило,

— Сыплются искры и тянется след.

Мечутся звери, и люди в смятеньи,

Рев и проклятья... А небо гремит!

Где же виновник всех этих явлений?..

Лина замолчала. Виновник явлений посмотрел] на затянутую дымом гору и без необходимости. стукнул по жестянке обухом топора.

.Где же Тунгусский наш МИТЕорит? — закончила зеленоглазая.

«Дразнись, дразнись, все равно не заговорю», — подумал Митька.

— А на обед я приготовлю уху в чайнике! — громко сказала Лина.

Чайник было жалко, и пришлось отозваться: Не надо, а то провоняет рыбой и не отмоем. Давай я сготовлю обед.

И рыбу сам почистишь?