Штуку привезли на вокзал в зеленом ящике без надписей. Это был молчали­вый ящик. Военный ящик. Возвыша­ясь над головами, он плыл в пестрой толпе, как броневик по цветочной клумбе. Блинков-младший заметил его издалека и обрадовался, потому что ждал уже давно и в голову лезли мысли об авариях и автомобильных пробках.

Ящик приблизился, и стало видно, что его не­сут четверо рабочих в чистых синих комбинезо­нах. Лица у них были багровые от напряжения. Один, толстый, так вспотел, как будто его полили из шланга. Рядом шел папа с туго набитым экспе­диционным рюкзачищем.

— Привет, Митек! Видал?! — Папа кивнул на ящик. Как будто его можно было не увидеть.

Как она называется? — спросил Блинков-младший, подхватывая свой рюкзак.

Пока что никак. На заводе предлагали «УПАЛ» — Универсальный Прибор Академика Лемехова, но Лемехов не одобрил. Вы бы, говорит, еще назвали «ПРОПАЛ» или «УШЕЛ И НЕ ВЕР­НУЛСЯ».

«ОПАЛ». Как драгоценный камень, — пред­ложил Блинков-младший.

А что, красиво, — согласился папа. — Надо только придумать, что значит «О»: «общий», «объ­единенный»...

«Огромадный». И тяжеленный. Получается «ОТПАЛ», — подсказал толстый.

У двери вагона зевала разомлевшая от жары проводница. Ее пассажиры, наверное, все успели сесть: вагон был СВ, с двухместными купе, значит, и пассажиров немного.

Увидев компанию с ящиком, проводница за­крыла рот и сделала неприступное лицо, означав­шее: «Вы, конечно, не ко мне». А папа сделал приветливое лицо, означавшее: «Конечно, к вам!» Он был продуманно и даже с шиком одет для тайги. Брезентовые штаны широченные, чтобы не меша­ли при ходьбе. Солдатские ботинки разношенные, чтобы не натереть ноги. Куртка-энцефалитка, вы­горевшая на солнце, в чем как раз и заключается шик, потому что по такой куртке сразу видно бы­валого человека. Короче, папа здорово смахивал на нищего.

Проводница взяла у него билеты и стала раз­глядывать и вплотную, и на вытянутую руку, и на просвет. Рабочие с ящиком переминались с ноги на ногу. Митька подумал, что сейчас проводница по­пробует билеты на зуб, но вместо этого она спросила:

Песни петь будете?

А надо? — испугался папа.

Не надо. У нас едут иностранцы, — веско сказала проводница.

Хорошее дело, — на всякий случай одобрил папа. — Мы постараемся не петь. Потерпим.

Знаю я вас, как вы потерпите, — сказала проводница. — Такие как садятся, так и начина­ют: «А я еду за туманом, за туманом».

Нет, я еду на работу, на работу, — ответил папа.

Толстый шумно сдул повисшую на носу каплю нота и стал потихонечку наезжать на проводницу ребром ящика.

А это, значит, ваш багаж? — спросила она.

Да разве это багаж! — начал толстый.

Тон у него был слишком ласковый для человека, который держит на весу немаленький груз. Митька понял, что сейчас что-то будет.

— Мы для удовольствия таскаем на горбу два центнера. Воздухом дышим, — сладким голосом объяснил толстый и вдруг рявкнул: — А ну, брысь отсюда, тетка! Посторонись, а то ща ка-ак взорвется!

Проводница схватилась за поручни вагона и уперлась. Глаза у нее забегали, как маятник: с па­ны на военный ящик, с ящика на папу. И папа, и ящик были подозрительные.

Не положено! — отрезала проводница. — Груз негабаритный, его надо было в багажный ва­гон.

Деньги вымогает, — не смутился толстый. — Олег Николаевич, придется дать, а то поезд уйдет.

Услышав о деньгах, проводница по-настояще­му испугалась. Хотят подкупить — значит, дело нечисто! Она быстро заперла дверь вагона ключом-трехгранкой и умчалась куда-то к вокзалу.

Уж и пошутить нельзя, — буркнул толстый и дернулся бежать вдогонку. Но папа схватил его за руку:

— Не надо, только хуже сделаете. Пускай ведет начальство, разберемся.

Наступила тягостная пауза. Рабочие присели на корточки в тени ящика. Солнце палило невыно­симо. Тень была короткая, и ее не хватало на всех.

В голове поезда металлически громыхнуло; че­рез мгновение грохот раздался совсем рядом и ва­гон чуть сдвинулся. Затихая, грохот покатился дальше.

— Уже тепловоз прицепили, — забеспокоился толстый. — Ага, вон она бежит. Или не она?

Папа посмотрел на бегущего в очки, потом без очков и пожал плечами. А Блинков-младший уже разглядел, что человек с багажом, значит, пасса­жир. Он почти волоком тащил набитую сумку, чир­кая ею по асфальту.

Человек подбежал и оказался девчонкой в джин­сах и футболке. Кроме сумки, она несла тощий рюкзак с тьмой каких-то лишних, на Митькин взгляд, ремешков и лямок.

— Это третий вагон? Уф, чуть не опоздала! Гос­пода, я сейчас сдохну! Помогите девушке! — шагов за десять закричала она, бросила свою сумку и по­бежала к двери, не сомневаясь, что сумку кто-ни­будь подберет. На вид она была не старше Митьки.

«Девчонка как девчонка», — подумал он и по­шел за сумкой.

«Ничего особенного», — решил, встретившись с ней глазами. Глаза у девчонки были зеленые в крапинку.

«Ну и что!» — сказал он себе, подтаскивая сум­ку к двери. Сумка оказалась тяжелая. Удивитель­но, как ее несла такая хрупкая девушка.

А хрупкая девушка уже узнала, что дверь за­перта и проводница неизвестно где.

— Садимся через другой вагон! — скомандова­ла она Блинкову-младшему.

Не могу. — Втайне гордясь, Митька показал на изобретение академика Лемехова. — У нас вон что. Это из-за нее проводница убежала. «Не полоожено-э!» — Проводницу он передразнил очень по­хоже. Самому понравилось.

Смешно, — без улыбки оценила зеленогла­зая и пошла к соседнему вагону. — Чего встал, по­могай! Видишь, я вся на нервах!

Блинков-младший понес за ней сумку.

А ты всегда в СВ ездишь? А я первый раз, — тараторила зеленоглазая, не давая ему ответить. — Красиво жить не запретишь — всю стипендию на билет грохнула, придется у Пашки денежков про­сить. Он теперь богатый, бортмехаником летает.

А что у вас за фенька, игровой автомат?

Нет, одно научное изобретение, — выдавил Митька, слыша, как предательски дрогнул его го­лос. Между ним и зеленоглазой разверзлась про­пасть. Стипендия! Значит, она учится в институте.

А он только перешел в девятый. Зеленоглазая бы­ла старше, безнадежно старше — года на три, а то и на четыре! А Пашка, наверное, жених... — При­кольный у тебя рюкзак. Лямок понашито, как у парашюта, — сказал он, чтобы поддержать разго­вор.

Это и есть парашют, — ответила зеленогла­зая, окончательно сразив Митьку.