— Сказал, что ты нормальный пацан и тебе нужна девчонка.

— Да ну! Содержательно. — Виктор не мог сдержать улыбки. — Это ты так решил или они?

— А что, разве тебе не нужна девчонка?

Виктор рассмеялся.

— Спасибо, конечно, за заботу, но уж что-что, а это я как-нибудь сам решу.

Малой не одобрил его ответ.

— Да ты не понимаешь ничего. Они же все тут голодные, сами на тебя вешаются. У них дикий край: все пацаны давно смотались, остались только женатики да алкаши — потенциальные импотенты! Подумай, — и пальцами шевелить не надо!

— Ладно, ладно, подумаю, — все еще улыбаясь, ответил Резник. Напористость Малого поражала. Малой волновался за него, как за родного брата, и не мог понять, как можно так долго нормальному здоровому мужику обходиться без женщины.

— Сегодня, кстати, — продолжал Малой, — у одной из девчонок День рождения. Она не возражает, если и ты придешь, народу будет немного: Ирка, Галка, Ленка, продавщица из магазина. Приметная бабенка. Был бы я постарше, запал на нее, но она на меня, сосунка, и не глянет, а вот ты ее можешь заинтересовать — серьезный, видный, можно даже сказать, интеллигентный. Соглашайся, расслабимся, повеселимся, чего думать?

— Серьезный, видный, интеллигентный… Ты мне льстишь, — сказал Виктор. — Но мы же собирались к Юрке в баню.

О бане можно было только мечтать: последний раз по-настоящему, с горячей водой они мылись только в Москве перед отъездом, но с тех пор прошла целая неделя. А в озере нормально не вымоешься, хотя и лето.

— В баню заранее пойдем. Я после обеда смотаюсь к Юрке, узнаю точно. Добавки дашь? — Малой протянул Резнику пустую тарелку.

— Куда ж тебя денешь.

Виктор, улыбнувшись, пошел к кастрюле за новой порцией.

Суворов шел быстрой твердой походкой, удивляясь, как он смог проморгать «Мерседес» армянина. Женька не отставал от него ни на шаг, иногда даже забегал вперед, хотя дороги к даче армянина совсем не знал.

Прошли почти весь поселок, пока слева от дороги, у самого озера за высоким деревянным забором Суворов не указал на безглазое двухэтажное строение без крыши.

— Только на прошлой неделе закончили каменщики, армянин наверняка приехал посмотреть, что делать дальше, — сказал на ходу Суворов.

Ворота во двор оказались открыты, армянин оставил машину возле дома и теперь бродил где-то внутри, осматривая помещения. Суворов с Женькой по деревянным сходням поднялись на крыльцо.

— Михалыч, а, Михалыч! — громко крикнул Суворов, переступив порог. — Можно тебя на минуту?

Хозяин появиться не замедлил. С его смугловатого круглого лица не сходила довольная улыбка, чувствовалось, что в эту дачу он вкладывал весь свой кавказский темперамент, всю свою душу.

На вид ему было не больше пятидесяти, и был он в хорошей форме: крепкий телом, с уверенной пружинистой походкой. В Петрозаводске прожил долгих пятнадцать лет, потому говорил почти без акцента и, по словам знавших его поближе людей, считал себя — как ни странно это звучит — русским армянином.

Одевался неброско, даже просто, редко когда видели его при галстуке, чаще всего либо в джинсовом костюме, либо в непритязательной футболке, поверх которой он накидывал охотничью камуфлированную безрукавку со множеством накладных карманов, больших и маленьких клапанов.

Дело свое строительное знал и очень любил, прошел путь от мастера до управляющего трестом. До сих пор гордится построенными в Карелии дамбами, туннелями и гидроузлами, рассказывает о них с придыханием. А родную Армению девяностого года, искореженную небывалым землетрясением, вообще вспоминает как вершину своей карьеры и мастерства. Во времена перестройки он набрался коммерческого опыта и в 90-х, не мешкая, учредил частную строительную компанию с подрядами республиканского значения. Постепенно приобрел в республике полезные связи и даже получил звание почетного гражданина Петрозаводска за реконструкцию некоторых важных зданий в городе. Под свое крыло собрал лучших специалистов: каменщиков, бетонщиков, монтажников, жестянщиков, техников, инженеров.

— А, Мишаня, здравствуй, здравствуй, — приблизившись, горячо пожал он руку Суворову. — Здравствуйте, — поздоровался и с Женькой.

— Михалыч, — не стал тянуть резину Суворов, — я тут это… Ребята у нас появились, строители. В беду попали. Надо бы помочь. Мужики толковые, работы не боятся. Может, у тебя найдется что для них?

— Чьи ж такие будете? — Михалыч окинул Женьку цепким взглядом. — Откуда?

В мешковатом пиджаке, низкорослый, плохо выбритый, Женька выглядел, как беспризорник, но старался держаться молодцом.

— Мы с Украины, — он довольно сумбурно изложил нехитрую историю появления его бригады в здешних краях. Михалыч тем не менее выслушал его внимательно. Подумав, спросил:

— Сколько, говоришь, вас там? Пятеро?

— Да, — заторопился Женька, боясь что-нибудь упустить. — Можем по дереву, по жести, по бетону, с каменными работами дело имели.

— Что ж, пойдемте, посмотрим. Работы, сами видите, хватает. Где ж остановились-то? Есть крыша?

— У Пашкина они стоят, со мной вместе, — ответил за Женьку Суворов.

— И то ладно.

Они вышли из дома.

— Как тебе место, бригадир? Нравится?

— Хорошее место, — от души похвалил Женька. — Участок большой и озеро под боком. Рыбачить можно!

— Порыбачим еще, где наша не пропадала! — заулыбался, довольный, Михалыч, и Женька, наконец, смог вздохнуть с облегчением.

Минут через сорок Суворов вернулся домой.

— Вот, ребята, — сказал он Резнику и Малому, — появилась работа. Договорились с армянином: надо прокопать вдоль забора его дачи отвод. Женька потом обо всем подробнее скажет. Теперь не пропадете. Армянин свое слово держит и платит сразу же, как сделано дело.

— А где сам Женька? — спросил Малой.

— У Ирмы остался, она его по дороге перехватила.

Малой с Виктором прибодрились: удача все-таки не оставляла их. Кто знает, может, именно армянин и станет для них той спасительной ниточкой, на которую так все надеялись последние дни.

Малой стал переодеваться.

— Пошел к Юрке. Узнаю, когда приходить.

— Подожди уж, пойдем вместе. — Виктор собрался с ним. — Нарежу березовых веников: париться, так как положено.

Раньше в Карелии поверье было: если бань немного, значит, живут люди ладно: друг к другу в баню ходят. Юрка не обособился, пускал в свою баньку всякого, кто пожелает. Узнав, что Виктор