Ближе к полуночи вся Женькина компания направилась к дому Пашкина. Виктор уже разделся и лег на диван. Укладывались на полу Бражко и Саленко, в который раз вернувшиеся с рыбалки с пустыми руками («Ну, нету у нас нормальных удочек!»). Малой еще пропадал на остановке.

— Эй, есть кто? Э-э-эй! — закричала Люська, переступая высокий порог.

— Чего орешь, как резаная? — выбрался из своей берлоги Пашкин. — Хлопцы уже спят, поди.

— А мы разбудим, разбудим, — не унималась Люська. — Ну-ка, показывай своих постояльцев, выбирать будем, — бесцеремонно прошла она в большую комнату. — О, какие мужички! — всё также громко продолжала неугомонная.

Бражко и Саленко хоть и тертые калачи, такой прыти от Люськи не ожидали и оба смутились. Виктор просто прикрыл глаза, прикинувшись спящим.

— Так, чего лежим? — обратилась она к уставившимся на неё горе-рыбакам. — Водка есть? Пить будем? Поднимайте-ка свои задницы, ребята!

Тут она приблизилась к Виктору.

— А этот что — спит? В такую рань у нас никто не ложится. Как его зовут? — спросила она Бражко.

— Виктор.

— Витя, Витенька, — зашарила Люська ладонью по ноге Виктора. — Витенька, солнышко, проснись.

В жизни ни разу не ударивший женщину, Виктор готов был в эту минуту без всяких церемоний отвесить надоедливой даме пощечину, если она только попробует своей похотливой лапой забраться повыше. Но ему не дал взорваться Женька. Он выдернул Люську из комнаты и увел на кухню:

— Пойдем, оставь пацана в покое!

За ними потянулись Саленко и Бражко. Все заработанные у дачницы деньги незамедлительно были превращены в спирт и водку. На закусь пошла перловая каша, сало и тушенка шабашников.

Люська невольно не только перебила Виктору сон, но и испортила настроение. Надо же было явиться им, когда он только-только засыпал, упоенный счастливо проведенным днем. Шум, гам, кутерьма, доносившиеся из кухни, не давали даже думать. И, судя по всему, атмосфера там все больше накалялась, так как разговоры коснулись Ирминого отъезда в Финляндию.

Женька настаивал на том, что нашему брату в чужой стороне делать нечего, дома, мол, и стены помогают. Но Люська, перетянувшая на свою сторону и Нюрку, упрямо твердила, что за границей Ирму ждет гораздо лучшая жизнь, так как там даже пособия по безработице хватает на то, чтобы безбедно жить. Женька попытался снова возразить ей, но Люська безжалостно кольнула его в самое сердце:

— Почему тогда вы сюда приехали? Не нужны, видать, стали, родине?

Все онемели. В ее грубых словах проявилась жестокая правда. Они действительно по большому счету родине не нужны. Маленькие люди… пыль под ногами новых хозяев жизни…

Выручил земляков Саленко, в ответ бросив Люське:

— А вы, разве вы здесь на вашей родине кому нужны?

— Да, простой человек никому не нужен, — с горечью констатировал Суворов, и несмотря на хмель, всем стало неловко то ли за свою безалаберную жизнь, то ли за горстку людей, решающих судьбы миллионов…

Увел собравшихся от мрачной темы безнадеги все тот же Суворов, сказав:

— Давайте, друзья, оставим бестолковые споры. Пусть каждый живет как хочет и как ему нравится. Спой лучше, Женька, а вы, бабы, послушайте, как хлопцы хорошо поют.

Женька затянул, за ним вступил Саленко, негромко стал подвывать им и Суворов, унося всех за пределы ограниченного стенами пространства. К их нестройному ряду голосов вскоре подключились и женщины, и песни стали обретать новую силу.

Под «Ой у гори два дубкы…» Виктор вскоре заснул. И засыпая, он вдруг, несмотря ни на что, почувствовал прилив счастья.

Наверное, даже лучше, думал он, что Елена не позволила ему остаться у нее на ночь. Ему не нужно будет потом лгать себе и уверять, что ничего плохого не случилось, что жизнь может разделяться на «здесь и сейчас» и «там и когда-то». Елена отказала, и ему стало даже легче: он остался перед своими чист. Да и то желание, он был уверен, было каким-то сиюминутным, мимолетным, вымученным. Должен ли он был ему поддаться?

Ночь ничего на это не ответила.

21

Когда Виктор открыл глаза, часы показывали начало седьмого. На диване он оказался не один. На полу, где обычно спало трое, лежало пятеро, в том числе и Пашкин, уткнувшийся лбом в ножку стола.

Во сколько хмельное братство уснуло, можно было только догадываться. Женьки среди них не было. Он, наверное, отключился в спальне Пашкина. Собираются ли они сегодня работать — сам Бог ведает.

Виктор попытался снова уснуть, но сон упрямо избегал его. Тогда он вытащил из-под дивана недочитанную книжку и стал читать.

Около семи послышался резкий скрип дверей и шаркающие звуки на кухне, примыкавшей к спальне Пашкина, затем шепот. По голосам Виктор узнал Ирму и Женьку. Тот настойчиво выдворял её из дома. Ирма, видно, спросонья ничего не понимала и бормотала что-то невразумительное, чем еще больше его раздражала. В конце концов, он вытолкал её за порог и захлопнул двери. Потом зашел к мужикам в комнату, глянул на безмятежно спящее царство и на крупный железный будильник на столе. Виктор отложил книгу.

— Когда пойдем на работу? — спросил Женьку, пристально разглядывающего сквозь сетку смежившихся ресниц циферблат.

— К девяти, не раньше. В это время приезжают строители, у них ключи от сарая с инструментом.

— Понятно, — удовлетворился таким ответом Резник и поднялся: нужно было что-то приготовить поесть, целый день голодным ходить не будешь.

Порывшись в посылочных ящиках, где хранились продукты, он убедился, что запасов у них почти не осталось: пара килограмм вермишели, купленной несколько дней назад, две банки тушенки, кило сахарного песка, столько же гороха, две буханки хлеба и около полукилограмма сала. Сало в первую очередь шло на закуску.

Выдумывать долго не приходилось. Виктор вытащил из ящика вермишель, банку тушенки, пару небольших луковиц. Будет вермишель по-флотски.

Варили на самодельной электроплитке киловатта на полтора (энергия все одно дармовая, так как ворованная).

Вода закипела быстро, и уже через полчаса Виктор не без удовольствия вдыхал пары разомлевшей в свином жиру вермишели, перемешивая её с